– Позвольте задать вам один вопрос!

– Нет! Не позволю!.. – И все. Они что, все помешались – лишь бы получить у меня интервью?

Меня встретил Вельрот. Нет, от тебя писем не было. Ты куда-то уехала, он не знал куда и с кем, он вообще ничего не знал. Не послать ли вслед за тобой частного сыщика? «Нет», – сказал я резко, к тому же во второй раз за день. Вельрот пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.

А неделю спустя я опять давал представление. «Еще одно, – умолял Вельрот, – еще одно выступление, приехали тележурналисты, будут транслировать на всю страну, это очень важно! А потом вы возьмете отпуск. Сможете расслабиться». (Неужели он думал, что я буду загорать на пляже и читать журналы?) Ну ладно, ответил я, еще одно. Как-нибудь.

Но день не задался с самого начала. С утра, тотчас по пробуждении, увидев первые бледные солнечные лучи, я понял, что день не задался. Я порезался при бритье, и длинная царапина на удивление сильно кровоточила. Ночь была долгой, я спал еще меньше, чем обычно. Три или четыре таблетки беллодорма тяжело, неповоротливо циркулировали у меня в крови. У меня болела голова. Кофе не помогал, аспирин тоже.

Утро сменил хмурый полдень. Я позвонил тебе, никто не снял трубку. Может быть, детектива все-таки стоило… Но это же глупо: ни один земной соглядатай не найдет тебя, пока ты сама этого не захочешь. Корреспонденция: Кинсли, глава «Brotherhood of Magicians», спрашивал, можно ли использовать мою фотографию в рекламных целях, a «Who's Who» просил сообщить некоторые факты моей биографии: «Скажите, пожалуйста, кто ваш отец?» – «Дорогой Кинсли, – писал я, – человеку не принадлежит его внешность и уж тем более ее отражение на покрытой слоем серебра пленке. Поэтому поступайте, как вам будет угодно. И все-таки я скорее предоставил бы свою фотографию в распоряжение духовой капеллы, добровольной пожарной дружины или ветеранского союза убийц-маньяков, нежели вам. Остаюсь преданный вам…» A «Who's Who» я ответил так: «Меня усыновил некий Берхольм и его добрая жена, они заботились обо мне и любили меня. Моя родная мать не имеет ко мне отношения, тем более что сомнительное биологическое родство меня не интересует и не может интересовать. Отца у меня нет и никогда не было, ни в физическом, ни в духовном смысле. Если вас озадачил мой ответ, просто не печатайте его… Остаюсь, ваш…»

Между тем наступил вечер. За окнами моего кабинета повисло несколько тяжелых комковатых туч; голова болела все сильнее. Еще кофе! Руки у меня слегка дрожали. Я закрыл глаза, и тотчас же меня осенил замысел совершенно нового, абсолютно необычного фокуса. Я открыл глаза, схватил карандаш, записал его. Неплохо. Да все равно… Я взял листок и хотел было его разорвать, но потом передумал, сложил его, надписал: «Подарок», сунул в конверт и отправил Хосе Альваресу. Вот так.

Потом я переоделся. Простой костюм, темный пиджак, как всегда. Чем проще, тем лучше. Лишь бы это не походило на традиционный фрак фокусника с блестящими лацканами. А вот и звонок. За мной зашел Вельрот.

Два часа спустя я мог начинать. Все было готово, мои помощники облачились в черные маскировочные костюмы, зрители, вполголоса переговариваясь, заполняли зал.

«Вы не могли бы принести мне чашку кофе?» – спросил я. Вельрот кивнул. Я сидел перед зеркалом в гримерной и ждал. Я был несколько бледен, несмотря на грим, и сам себе казался слишком старым. Я вдруг подумал, что мне еще нет и тридцати. И несколько секунд этому удивлялся.

Потом я вышел на сцену. Свет, аплодисменты, черный занавес. По рядам кресел скользнула тень камеры. Я сухо поклонился. И начал.

Тебе хотя бы однажды, неважно, по какой причине, приходилось несколько раз подряд смотреть в сущности неплохой фильм (той, прежней, глянцевито поблескивающей, черно-белой эпохи)? Тогда ты, наверное, знаешь тот момент, когда скука внезапно переходит в чистейшее, беспримесное отвращение, в чувство, что это невыносимо, люди на экране снова делают и говорят то же самое и тебе известно наверняка, что сейчас произойдет.