Он загорелся неизвестно почему. А потом весело кружащимся огненным шаром обрушился в море, в голубой Тихий океан, в самую его глубину. Пассажиры круизного теплохода, вооружившись биноклями, стояли у поручней, разинув рты, оцепенев от радости и ужаса. Несколько минут на поверхности воды танцевали языки пламени.

Я еще раз зевнул и закурил сигарету. Вельрот, сидевший напротив, укоризненно покашлял, но не решился протестовать. С легким отвращением я вдохнул теплый дым. И стал читать дальше. Множество жертв. Питерсон, знаменитый эксперт по экономическим вопросам. Эльза Роб, актриса. Ханс Бург, журналист. Два генерала. Ян ван Роде, иллюзионист. Джонатан Мосс, художник. Родерик Гвабуто, нигерийский борец за права человека. Филипп Д'Артон, метеоролог. И многие другие.

Я прочитал весь список. Дочитав до конца, я принялся читать сначала. Я перечитывал его с сосредоточенностью отчаяния. Словно фамилии в списке составляли тайный, многозначительный комментарий, словно они скрывали что-то, что непременно нужно разгадать, чтобы спасти одного из них, единственного. Но даже если там что-то таилось, я ничего не нашел. Я отложил газету, надеясь, что смогу разрыдаться. Но не смог. В глубине моей памяти отразились неясные очертания окна, сада, фигурки, замершей в неестественной позе. Прочное ледяное оконное стекло. Небо, затянутое облаками. Затихающие раскаты грома.

Герда тоже погибла. Они поехали в кругосветное путешествие, это было мое кругосветное путешествие, мой подарок. Места в первом классе. Шампанское, мягкие кресла, комфорт… Все произошло быстро? Или они еще успели почувствовать, как к ним подбирается огонь? Заключенные в стальной капсуле между небом и землей – нет, между небом и морем. Ощутили ли они, как самолет накренился, немного помедлил (мгновение наслаждаясь вялостью и легкостью), а потом, решительно, стремительно набирая скорость, понесся вниз, в бездну, таящуюся глубоко под гладкой кожей воды. До этой бездны еще далеко! Океан обычно представляют себе голубым, в крапинках разноцветных рыб и мерцающих прожилках света, но это иллюзия. На самом деле он черный. Совершенно, абсолютно черный; ни одна ночь под самым безлунным небом не может быть темнее. Надеюсь, в этот момент они уже были мертвы. Да не переживет никто такой полет в сознании! Быстро ли тело самолета достигает дна? Вероятно, нет. Никто никогда не бывал там, или, точнее, никто оттуда не возвращался. Иногда, в пасмурные дни, к берегу прибивает щупальца, сплошь в присосках, некоторые в шестнадцать метров длиной или даже больше. Больше мы ничего не знаем об этой бездне. Там, внизу, мрачный мир, в котором обитают древние гигантские чудовища. А теперь там оказался Ян ван Роде, и никто не в силах вызволить его оттуда. И Герду тоже. Я так и не познакомился с нею по-настоящему.

Но к чему предполагать худшее! Будем надеяться, им не пришлось пережить падение, удар и бесконечное погружение. Будем надеяться, что первый же взрыв унес их бренные непрочные жизни, что вспыхнувший огненный шар облек их пламенем еще там, наверху, может быть, еще до того, как они успели это заметить. Может быть, смерть пришла к ним раньше, чем боль. Если бы я это знал, мне было бы спокойнее. Но я этого не знаю.

– Как грустно, – сказал Вельрот и положил мне на плечо влажную тяжелую руку. – Ужасно. Ужасное несчастье. Но не может быть и речи о том, чтобы отменить выступление!

– Почему? – спросил я.

Локомотив облегченно, пронзительно засвистел, к нему присоединились тормоза, взвизгнули колеса, сила торможения мягко заставила меня наклониться. За окном вырос вокзал. Мы наконец приехали.

– Выступление придется отменить, – сказал я.