— По-разному? Как странно.

— Вовсе не странно. Настоящие леди, которых мы берем в жены, не способны… словом, они не нуждаются в плотских удовольствиях. И можешь мне поверить, я отнесся к этому с пониманием.

— То есть ты даже не попробовал доставить ей наслаждение? — спросила Амалия, не веря своим ушам.

— Я даже не знаю, как она выглядит без одежды, — признался Хок, невольно содрогаясь. — Я ни разу не коснулся ее выше талии. Поверь мне, между джентльменом и его женой все совсем по-другому.

Амалия, умолкла, обдумывая услышанное. Заметив, что Хок не отрывает взгляда от ее грудей, она лениво, по-кошачьи, потянулась, соблазнительно изогнувшись. Она отмахнулась от легкого жжения внутри, означавшего, что на сегодня удовольствий достаточно. Ничего, скоро у нее всего будет в меру, а пока можно позволить себе излишества.

— Иди ко мне, — позвала она негромко.

Небо над Лондоном уже светлело, когда Хок наконец покинул Карсон-стрит.

Маркус Карутерс уставился на Фрэнсис с открытым ртом, тем самым живо напомнив ей о первоначальной реакции миссис Дженкинс

— Но, миледи, я… э-э… я не думаю, что… нет, это совершенно невозможно… его светлость…

Фрэнсис почувствовала, что не может справиться с искушением.

— Я, например, родилась и выросла в Шотландии, но все же умею изъясняться членораздельно. — Это прозвучало необидно, как мягкое поддразнивание.

Управляющий несколько раз безмолвно раскрыл и закрыл рот, словно выброшенная на берег рыба, потом промокнул лоб белоснежным носовым платком. По-видимому, он был все еще не готов к членораздельной речи.

— Выслушайте меня, Маркус. Оба мы без году неделя в Десборо-Холле. Не нужно вести себя так, словно небо только что упало на землю. Все, что я сделала, — это поставила вас в известность о затратах, которые намерена совершить в ближайшее время. Даже если это не только затраты на гардероб и хозяйственные нужды, ничего страшного в этом нет. Мой муж, как нам известно, находится в Лондоне, но вне зависимости от этого его не волнует состояние дел в Десборо-Холле.

— До того, как его светлость отбыл в столицу, мы провели вместе много часов, — ответил управляющий не без вызова, но при этом подумал: его светлости и правда глубоко плевать на поместье.

— Я знаю, что вы привыкли обсуждать дела с моим мужем, но теперь его нет здесь. Какие указания он оставил вам, уезжая?

— Он… э-э… он велел мне продолжать. — Продолжать? Что продолжать?

— Продолжать заниматься хозяйством в его теперешнем виде.

— Этого недостаточно, Маркус, — с силой сказала Фрэнсис, наклоняясь вперед и упирая ладони в стол — поза, постепенно входившая в привычку. — Я намерена взять на себя заботу о племенном заводе и скаковых конюшнях. Из разговора с маркизом я узнала о прежнем величии Десборо. И Невил, брат его светлости, прилагал усилия к тому, чтобы сохранить эту благородную традицию, но после его смерти все пошло из рук вон плохо. Это недопустимо! Я не позволю, чтобы традиция племенного коневодства прервалась.

Помедлив, чтобы собраться с мыслями, Фрэнсис посмотрела в смущенное лицо управляющего.

— Но ведь вы… э-э… вы леди!

— Спасибо, что напомнили мне об этом, Маркус, однако вернемся к племенному заводу. По выгонам бродят чистокровные трех-и четырехлетки, которые тем только и заняты, что поглощают фураж, тем самым объедая Десборо-Холл. А ведь, будучи натренированными для скачек, они могли бы приносить доход, и немалый. Мальчишки-конюхи от нечего делать носятся на них верхом! На чистокровных рысаках, мыслимое ли дело! Кроме того, я видела в стойлах арабских и берберийских жеребцов, великолепных производителей с безупречной родословной, которые могли бы принести нам большие деньги, если бы их использовали на племя.