— Ты знаешь, я только этого и хочу, — сказала мадам Буассе, — и первое, что мы должны сделать, если ты намерен почтить меня своим присутствием, так это избавиться от бледной девицы! Толку от нее никакого, и чем скорее ты отправишь ее назад в Англию, тем лучше.

— Этого я делать не собираюсь, — ответил граф. — Она здесь для того, чтобы заниматься с Роз-Мари, и, я полагаю, она сможет не только воспитать мою дочь так, как я того хочу, но и оказать самое благотворное влияние на ее характер.

— То есть я делаю совсем наоборот!

— Я этого не говорил, Жозефина. Но ты очень занята, и, кроме того, столь юное существо, как мадемуазель Крэнлей, — с новыми взглядами и идеями — это, по-моему, именно то, что сейчас нужно Роз-Мари.

— Тебе известно, что я готова относиться к Роз-Мари как к собственной дочери, — напомнила мадам Буассе, — а что ей действительно нужно, так это братья и сестры, и ты это прекрасно знаешь.

Она шагнула к графу, голос ее задрожал от волнения.

— Женись на мне, Этьен! Женись на мне, и у нас будут и другие дети, у тебя будет сын — наследник, и у тебя будет столько денег, сколько нужно, чтобы обустроить все поместье.

Граф тяжело вздохнул и направился через комнату к окну, сквозь которое виднелось уже темнеющее небо.

— Мы уже говорили об этом, Жозефина.

— Да, говорили, — согласилась мадам Буассе, — но ты не становишься богаче от всех этих разговоров, уверток и попыток оттянуть время.

Граф хранил молчание, и она продолжала:

— Твой дом в Сен-Пьере приходит в негодность. У тебя будут деньги на ремонт, и мы сможем жить там, как только нам надоест сидеть в поместье. Мы можем поехать за границу, в Париж, в Европу — куда угодно, в Соединенные Штаты, в Южную Африку, если захочешь. Почему ты так упорствуешь? Зачем продолжать сопротивляться мне, когда ясно, что в конце концов тебе придется уступить, — у тебя нет выбора.

— Я не хочу обсуждать вопрос женитьбы, — отрезал граф.

— Ну а если ты не хочешь жениться на мне, — мадам Буассе явно теряла терпение, — с какой стати я должна кормить тебя, твою дочь, твою драгоценную гувернантку и рабов?

По мере того как она продолжала, голос мадам Буассе становился все более пронзительным.

— Если я уеду и не оставлю вам денег, что вы будете есть — бананы? Пожалуй, другого у вас не будет.

— Думаю, проживем.

Мадам Буассе разразилась злорадным смехом.

— Да знаешь ли ты, сколько стоит содержание этого дома? Во что обходится каждый год еда для рабов? Или, прожигая жизнь в Сен-Пьере, ты забыл, что деньги — это все, хоть ты и притворяешься, что они тебя не интересуют.

— Я не забыл, — спокойно ответил граф.

— Тогда давай поженимся, Этьен! Давай поженимся, потому что я люблю тебя! Я всегда тебя любила! И Сесиль хотела, чтобы мы поженились, ты знаешь — она этого хотела.

— Оставь в покое Сесиль, — потребовал граф.

— Почему же? — настаивала мадам Буассе. — Она любила и меня, и тебя, и она хотела видеть нас вместе. Не будь глупцом, Этьен, и посмотри трезво на вещи. Без меня ты не проживешь.

— Извини, Жозефина, — устало сказал граф. — Я надеялся, что мы сможем обсудить дела, не возвращаясь к вопросу о женитьбе.

— В таком случае, раз ты не в состоянии платить за себя, можешь убираться отсюда! — прошипела разъяренная мадам Буассе. — И забери с собой эту женщину! У меня нет сил видеть твою надутую англичанку.