— Эй! Повежливее! — одернула ее Настя. — Это все-таки наши родственницы, так что выбирай выражения, когда говоришь о том, что они давным-давно двинулись на своей гребаной магии!

— Тебе не нравится магия?! — Саша сделала большие глаза.

— А тебе? — усмехнулась Настя.

Саша вздохнула, села на стул, закурила сигарету и сказала, смотря Насте в глаза:

— Мне не нравится Шанель, мне не нравится магия, мне не нравится Истра, и мне надоело жить в доме с тремя — тебя не считаю — взбалмошными, капризными, самовлюбленными ведьмами.

Настя села на один стул с Сашей, вынула у сестры изо рта сигарету, затянулась.

— И что делать-то?

Саша пожала плечами.

— Я чувствую себя в западне, — сказала она. — Все эти традиции: мужененавистничество, черный цвет, обязанность называть дочерей на А… Мне иногда бывает душно — буквально, кажется, что не хватает воздуха, что я разучилась дышать. Я, знаешь, чувствую себя, как эта Вика, которая не может жить без шопинга в Милане. Хочется и рыбку съесть, и с горки прокатиться…

— Да-а… — протянула Настя. — Наши дамы загребают страшные деньги. Если я буду актрисой, о черной икре на завтрак придется забыть.

— А ты будешь?

— Не знаю. Нам ведь уже почти двадцать пять.

По традиции, в двадцать пять каждую женщину Лемм посвящали в ведьмы — это была торжественная церемония, на которой девушка объявляла, какой именно магией намерена заниматься.

— Они будут об этом говорить? — с тревогой поинтересовалась Настя.

— Непременно! — кивнула Саша.

— Блин! — расстроилась Настя. — Дело в том, что я вообще не хочу пока никакого посвящения. Я не готова.

— Понимаю, — усмехнулась Саша. — Но, к сожалению, наших дорогих родственниц сие не волнует.

— Знаешь, — Настя затушила сигарету в пластиковом стаканчике с водой, — это, конечно, глупо звучит, но я… я их не понимаю. Даже маму. Она пишет свои книги, но… Они как бы не совсем честные, ее книги, — она же что-то такое делает, отчего все хотят читать именно их, и получается, что не талант писателя работает, а магия. А все эти женщины, которые благодаря бабушке выглядят чуть ли не на пятнадцать? Им же на самом деле за сорок, а многим и за шестьдесят!

— И что? — Саша развела руками.

— Это… нечестно! — Настя опустила голову. — Понимаешь, если бы они лечили смертельные заболевания или работали над безопасностью — ну, там предсказывали бы вероятность авиакатастроф, то я бы могла их понять. Но они занимаются совершенно бессмысленным делом — потакают чужим слабостям. Для них главное, чтобы в доме всегда было шампанское «Кристалл», чтобы кредитки лежали в кошельке от Шанель и чтобы зимой можно было укутаться в соболиную шубу от Ярмак. Они выбрали легкий путь: потворствовать греху всегда проще, чем насаждать добро…

— Настя! — воскликнула Саша. — Ты когда успела превратиться в зануду?

— Я не зануда! — надулась Настя.

Дверь скрипнула, и в комнату зашла невысокая загорелая женщина лет сорока — Люся. Женщина была закупщицей модной одежды: она покупала для частных клиентов наряды в Париже, Лондоне и Милане — многие так доверяли ее вкусу, что отправляли одну, когда срочно требовалось платье для особого случая.

— Ну, как, мои девочки счастливы? — спросила Люся, широко улыбаясь. И тут же возмутилась, уставившись на Настю: — Что это такое?! Ты еще не померила платье?

— Сейчас… — Настя лениво поднялась со стула и сняла с плечиков узенькое, облегающее платье без рукавов с юбкой-трапецией.