Чёрный экран. Слова: «Что дальше?»

— А дальше — финальные аккорды, — неприятно смеясь, объявил голос. — И вы не будете сопротивляться. Вы примете всё, как есть. Вы узнаете, кто из вас всех является Магнитом. Им была ваша подружка, только вот она не особо справлялась. Никто не умирал. А теперь она сама приняла участие в том, чтобы выбрать, кто же им станет. И её выбор не был ошибкой. Он помог.

Голос замолк. И снова на экране возникла надпись: «Никому не говори.»

На этом записи пришёл конец.

Я ошеломлённо закрыл ноутбук. Провёл тыльной стороной ладони по лбу.

Хейли была Магнитом. Так вот что с ней произошло. Вот почему она не покидала Тэррифилд: она словно следила за тем, кто теперь играл её роль. Со всей ревностью. А также не отставала от Шарлотты.

Или же Шарлотта и была её избранницей, новым Магнитом?

Но главное, что меня теперь беспокоило: я не мог об этом рассказать остальным. Перед глазами так и стояла кровавая надпись, дважды повторившаяся в видеозаписи. И она заставляла ей подчиниться.

Она заставляла действительно никому не говорить. Молчать. Обдумывать всё это наедине с собой.

И я принял решение никому не говорить. Потому что боялся не того, что это как-то может отразиться на мне, но того, что это отзовётся на тех, кто мне дорог. Как бы это напыщенно и благородно ни звучало.

***

Когда я проснулся утром и по обыкновению первым делом подошёл к окну, то в ужасе отшатнулся.

Потому как на улице стоял дикий туман. Вернее, даже не туман.

Это был смог.

Я зашёл в душ, включил воду, упёрся ладонью в стену, подставив голову под струи воды. И всё думал об увиденном, пытаясь убедить себя в том, что мне это показалось.

Мне показалось, думал я. Мне показалось, повторял я про себя, одеваясь, спускаясь по лестнице вниз, на завтрак. Не смотри в окно, думал я, намазывая кусок хлеба апельсиновым джемом. Никому не говори.

— Ого! — воскликнул отец, войдя в кухню. Я посмотрел на него и против воли проследил за его взглядом, обращённым в окно.

К сожалению, мне не показалось. Это видел и мой папа. И это не исчезало.

— Что случилось, доро… о Господи.

Мать ухватилась за плечо отца. Потом подошла к кофеварке, кинув на меня беглый взгляд.

— И как в пойдёшь в школу? — поинтересовалась она у меня.

— Вприпрыжку, — буркнул я в ответ.

Хотя я и сам не догадывался, как, чёрт подери, добраться в школу. Потому что на улице просто стоял густой вязкий смог. По-другому этот природный или не очень катаклизм назвать было нельзя.

Мать с отцом понимали, что отпускать меня куда-либо — сумасшествие.

Связи не было. Телефон сеть не ловил, радио барахлило, как и телевизор. Всё погрязло в этот туман, если не в настоящий, то в метафоричный.

Но когда я сам подумал, что лучше остаться дома, я нащупал в кармане брюк свёрнутую бумажку. Я вытащил её, развернул.

На сей раз не известным мне почерком на ней было написано:

«Не пойдёшь в школу — умрёт кто-то ещё.»

Я содрогнулся, скомкал записку, убрал туда, где её взял и устремился к двери, поправив на плече лямку рюкзака.

— Я буду очень аккуратен, мам, пап! — воскликнул я как можно громче и выскочил из дому.

А в следующий миг зашёлся кашлем, прикрывая рукой глаза.

Находиться на открытом воздухе было буквально не-воз-мож-но. Потому что никого открытого воздуха уже и не было.

Хотя дышать постепенно становилось легче. Я осторожно открыл глаза. В них больше не щипало. Да и видимость вдруг стала гораздо лучше: дорогу было видно.