— Не ляжешь — вернусь и продемонстрирую».
Я улыбнулась. Думаю, где-то там, удаляясь от гостиницы, он улыбнулся тоже.
Я долго стояла под душем, потом заставила себя вернуться в постель и попытаться заснуть. С этим, несмотря на дикую усталость, были проблемы, на душе было тревожно. В конце концов поняла, насколько же неуютный этот номер.
И пустой.
Одежду доставили вовремя. Думала заказать доставку уже себе домой, но среди принесенных вещей обнаружился рюкзак. Дизайнерский, дорогой даже для меня с моей зарплатой и госфинансированием и недвусмысленно намекающий на необходимость конспирации. Несмотря на премиум-класс рюкзака, он оказался предельно вместительным — влезло все, когда повынимала вещи из упаковок. Длинный, оснащенный глубоким капюшоном и просторными рукавами плащ темно-бордового, почти черного цвета, как и обещал сахир, был перетянут розовой ленточкой, вот его я, не распаковывая, положила в самый низ рюкзака, остальное запихнула сверху.
Зайдя на кухню просто затем, чтобы кофе себе сделать, обнаружила в термостате готовый завтрак, кофе начал делаться сам — кофе-машина среагировала на мое вхождение, видимо, и кофе был, как я люблю — со взбитыми сливками и карамелью.
Минуты две стояла в дверях, привалившись плечом к косяку, потом прошла, съела весь завтрак, загрузила посуду роботу и ушла не оглядываясь.
На выходе обнаружила, что стоит режим абсолютной чистки, то есть, когда я выйду, приборы уничтожат все следы нашего присутствия, включая частицы, содержащие ДНК. Галактическим законом подобное было запрещено, но сахир, видимо, систему взломал. Что ж, я исправлять не стала, конспирация и все такое.
Когда вернулась домой и поднялась на свой этаж, обнаружила камеру слежения. Гилбен, в принципе, никогда особо камеры ставить не умел, так что не составило труда осознать, чья она. Камеру сломала из принципа и ушла к себе.
Минут через двадцать в дверь начали отчаянно звонить. Стучать смысла не было — у меня стояла звукоизоляция. Посмотрев в камеру, увидела, кто звонит, безразлично отключила звонок и ушла мыться, переодеваться, а затем по внутренней лестнице покинула дом. Насколько позволяли увидеть датчики, Гилбен продолжал звонить и стучать в дверь.
Добравшись до управления, сразу пошла к шефу.
Полиглот, едва я вошла, демонстративно заблокировал двери, отключил систему видеоконтроля и спросил:
— И как?
— В деле замешаны танаргские технологии и ощущается танаргский след, — с ходу сообщила я.
Шеф кивнул и уточнил:
— Ты как?
Пожав плечами, честно ответила:
— Устала, но каждая минута того стоила.
Пристальный взгляд полупрозрачных глаз мимолетно отразил тревогу. Внезапно поняла, о чем Полиглот подумал, и заверила:
— На это не было времени.
И шефу явно стало легче, а я вдруг поняла — переживал. И вообще наш начальник уже не молод, совсем не молод.
— Значит, Багор не подвел, — наконец произнес он. И уже спокойнее приказал: — Рассказывай.
Я рассказала все, от того момента, как меня практически подставили, до истории о том, что старик, который приходил в управление, был убит. Идею с подменой нормальных слов аморальными шеф заценил особенно — и если честно, страшно за него стало, ни к чему ему такие переживания в его-то возрасте.
— Танаргские технологии психологического программирования объяснили бы многое, — спустя долгое молчание произнес Полиглот. — К примеру, то, почему на допросах даже с применением силы Гилбен молчал.
То, что моего бывшего пытали, стало откровением. Неприятным откровением. Наши внутренние службы до подобного не опускаются, если только… не было личной просьбы Полиглота. |