— Он тебе нужен завтра?

— Да, непременно завтра до обеда.

— Ты получишь его до полудня.

— Хорошо. Только принесите его сами.

— Обязательно!

— Ну, спокойной ночи, любезный учитель!

— До свидания, дорогой Мигель, мой лучший друг и покровитель, до завтра!

Выйдя на улицу, куда его проводил дон Кандидо, молодой человек плотно завернулся в плащ и медленно пошел вдоль улицы Кюйо, думая о только что покинутом им человеке, который до старости сохранил детскую наивность и чистосердечие, хотя и обладал некоторыми полезными и практическими познаниями. Вообще дон Кандидо Родригес принадлежал к числу тех людей, которым вполне чужды злоба, недоверие, честолюбие, зависть, — словом, все пороки, свойственные большинству людей, и которые остаются детьми в течение всей своей жизни, как бы долга она ни была, никому не вредя и ничего не видя дальше своего носа.

Глава XVIII

ДЕНЕЖНЫЙ ВОПРОС

Раздумывая об удивительном характере своего старого учителя, дон Мигель совершенно забыл о тех важных делах, которые были затеяны им в последнее время. Несмотря на свой ум и деловитость, молодой человек мог иногда поспорить легкомысленностью и беспечностью с любым шалопаем, живущим исключительно для того, чтобы пользоваться благами жизни. Нередко бывало, что он шутил и смеялся в то время, когда другие могли ожидать, что он заплачет.

В настоящую минуту, когда он имел при себе свой смертный приговор, в виде тридцати двух бумажек (достаточно было бы одному из членов Mac-Горки не только увидеть эти таинственные бумажки, но даже узнать о них, чтобы сейчас же убить его), он и не думал об опасности, и готов был даже подурачиться, если бы представился удобный случай.

У его дома, в конце улицы Виктории, его ожидал Тонилло, обеспокоенный долгим отсутствием своего господина.

Дон Мигель, обыкновенно, возвращался домой в половине восьмого, чтобы переодеться и отправиться к донне Авроре, а теперь, было уже половина девятого.

В описываемое нами время, молодые аргентинцы по большей части принуждены были порывать все свои связи и бежать из города, чтобы помогать отечеству, над которым тяготела железная рука Розаса.

Дон Мигель был счастливее многих своих единомышленников, потому что мог остаться в городе, где обитало существо, которое он любил больше себя самого.

— Был кто-нибудь без меня, Тонилло? — осведомился он, входя в дом.

— Сейчас дожидается вас в гостиной один сеньор, — ответил слуга.

— А кто именно? — небрежно проронил дон Мигель, направляясь в кабинет.

— Сеньор дон Альваро Нуннес.

— Сеньор дон Альваро Нуннес?!. Что ж ты не сказал мне этого сразу? Таких людей не следует заставлять ждать ни одной лишней минуты, — быстро проговорил молодой человек, поворачивая назад к гостиной.

Там сидел на диване старик благородной и приятной наружности.

Дон Мигель поспешно подошел к нему, протянул руку и сказал:

— Очень жалею, сеньор, что вам пришлось ждать меня. Обычно я бываю дома в семь часов вечера, сегодня случайно запоздал.

— Это ничего не значит, сеньор дель Кампо, — с приветливой улыбкой ответил дон Альваро Нуннес, богатый испанец, давно уже поселившийся в Буэнос-Айресе, где пользовался общим уважением. — Я пришел всего несколько минут тому назад и охотно прождал бы вас сколько угодно, лишь бы дождаться.

— Вполне разделяя привязанности своего отца, я не желал бы потерять ни одной из тех минут, которые желают посвятить мне его друзья, — любезно сказал молодой человек, приложив руку к сердцу.

— Благодарю вас, дон Мигель, за выраженное вами чувство... Мы с вашим отцом, доном Антонио, действительно, большие друзья. Он первый из аргентинцев, с которыми я сошелся по приезде в Буэнос-Айрес.