В такое время Колька не трогал Макарыча, давал ему возможность побыть один на один с собой. И тогда в доме становилось тихо так, что было слышно, как скулит на непогоду больной порог избы.

«Сказать аль умолчать Кольке про отца?» — думал Макарыч. Он боялся, что тот сбежит из зимовья. Уйдет к отцу. Как-никак — родная кровь. А не скажи — не легче. Вдруг сам прослышит. Отряд знают в деревне. Да и в школу мальца вот-вот отдавать. Макарыч и сам не знал, как сорвалось непрошенное:

— Слышь, Коль, а, кажись, отец-то твой в наших местах объявился. Вместях с отрядом. Проводника ишшуть.

Макарыч не сразу посмотрел на мальчишку. Оглянулся: тот сидел, подтянув коленки к подбородку, закрыв лицо руками. Плечи, спина вздрагивали. Словно от холода.

Макарычу стало неловко и больно.

— Ты охолонь, а там сам реши. Тибе лучче знать, как надо. Коли сустренутца хошь — в село свезу. Поглянешь.

— Не хочешь, чтоб я тут был? Так и скажи, что мешаю. Я всем всегда мешал, кроме мамки.

Колька встал, начал одеваться.

— Ты куды навострилси?

— Пока не знаю.

Но Колька продолжал одеваться. Макарыч подскочил к нему, как перышко, закинул на лежанку:

— Ишь, бестия, черт непутный! Горшок на макушку перерос, а уж и харахтер показывает. Я те уйду, дьяволенок!

— А чего гнал? — хныкал из-под тулупа Колька.

— Цыть! На што ба привозил? Ить всю землю с тобой прожал. Думаешь, мине охота тибе отдавать тому анчихристу?

Колька давился молчанием.

— Я сам с тибе геолуха изделаю. Не то што он будишь. От ево народ отворачиваетца, што от прокаженново. Нихто в проводники не идеть. К тебе пойдуть. Ты жа Касюгин. А мине, почитай, половина Сахалина за руку держала. Коли возьмешь, сам стану у тибе за проводника.

Мальчишка все еще потихоньку всхлипывал. Как мог, душил недавний страх.

А наутро их разбудил громкий стук в дверь.

— Каво его к нам Бог послал? — конфузливо подтягивая исподние, удивлялся Макарыч. Сунув босые ноги в обрезанные валенки, тяжело шагнул к двери. Колька прислушивался.

— Тибе чево тут надобно? — услышал он голос Макарыча.

— Услышал кое-что, пришел, — ответил кто-то.

— Я тибе не звал.

— Подождите, поговорить надо.

Колька спрятался под тулуп, сжался в комок, крепко зажмурил глаза. Даже задышал вполсилы, когда к столу протопали чьи-то шаги.

— Может, уговорю в проводники? — спросил вошедший. Макарыч засопел зло. Колько приот<style name="Bodytext3">крыл тулуп и чуть не вскрикнул. Отец. Он отвык от его голоса. Забывать стал.</style>

— Один живешь. Чего к нам не пойти? Заработок хороший. Харчи готовые. Одному плохо. Тут на людях жить станешь. Слышал, ты хорошим проводником был, места знаешь.

— Ране жил один. Типерь нет. Сын есть. Привез. Об ем надо печьца. А и единой душой жил ба — к тибе не сшел.

— Почему?

— <style name="Bodytext38ptItalic">Я</style> людей душой чую, покудова ни раз не просчитался.

— Думал — столкуемся.

— Толковать мине с тобой не об чем.

Колька видел, как отец встал. Натянул на самый лоб пипку. По знакомому, как и тогда, завязал на затылке. Да так и вышел из избы, непривычно громко хлопнув дверью.

Колька думал — его отыскали. Вспомнили. Ждал, может, спросят о нем. А может… позовут.

Мальчишка не плакал.