Евгения Кретова. Макошин скит
Пролог
Матушка поправила платок, подтянула плотнее узел, закрепив его на подбородке: и без того узкое лицо стало еще более узким. Подняла тяжелый взгляд на притихшую перед ней девушку. – На колени вставай… – заметив, что девушка замешкалась, рявкнула: – Повторять тебе?! Девушка вздрогнула, будто от пощечины, посмотрела затравленно. Подавив вздох, неохотно подчинилась. Медленно опустившись на колени, коснулась голыми руками пола. Женщина удовлетворенно кивнула: – То то же. Я из тебя дурь то выбью, похоть твою бесовскую… – Матушка, – девушка простонала, едва не падая в обморок, – пощади, не пойму, о чем ты говоришь, в чем меня обвиняешь? Третьи сутки без сна: днем работой загоняешь, не присесть, ночью – на коленях стоять заставляешь, перед образа́ми. Сил нет моих больше. Пощади! Да и не виновата я ни в чем! Женщина нахмурилась. Губы сомкнулись в тонкую непримиримую линию, на лбу пролегла глубокая вертикальная морщинка, сделав женщину старше лет на десять. – Упорствуешь значит… отпираешься… – прошелестела. Девушка встрепенулась, отчаянно замотала головой: – Нет, что ты, что ты, матушка… – в глазах застыл страх. Та, которую называли матушкой, отложила рукоделие, посмотрела строго, будто булавой огрела. – Сама сюда пришла, помнишь ли? Никто не звал, не тянул тебя. – Помню, матушка, да я и… – Законы наши тебе донесли, с ними согласилась ты, – женщина не слушала ее, только при каждом слове светлел ее взгляд, и будто начинал гореть изнутри, прожигая поникшую девушку с головы до пят. – А сама как блудливая девка к мужикам ластишься! Девушка в ужасе отпрянула: – Что ты, и в мыслях не было… Да и какие мужики… – Молчать! – женщина наотмашь ударила ее по лицу. Та повалилась на пол, в ноги матушке. Схватилась дрожащими руками за сапоги: – Пощади… Матушка встала, оттолкнула ее. Прошипела зло: – Бесовское отродье. Шалава подворотная. Я из тебя похоть то блудливую повыбью. Девушка вздрогнула, когда заметила, что рука женщины потянулась к плети – резное кнутовище, свитая из пеньки веревка с грубым узлом на конце, – висевшей на стене, втянула голову в плечи, забилась в угол. – Мыслишки то твои поганые повытрясу, как из половика пыльного, – продолжала шипеть матушка, отставляя в сторону руку и замахиваясь. Когда первый удар опустился на плечи, рассекая тонкую ткань сорочки, девушка коротко вскрикнула, прикрыла голову руками. Кожу опалило – матушка Ефросинья была мастерица хлестать, делала это с оттяжкой, срывая взбугрившуюся кожу, раздирая живую плоть до кости. Всхлипывая и прикрывая от увечья лицо, девушка считала удары – два, три, четыре, десять. Матушка дышала тяжело. Жаловалась с утра на головную боль. Девушка вздохнула с облегчением – если б не она, еще бы десять ударов получила, а после такого неделю не встанешь. Перешагнув через вздрагивающее тело девушки, прошла в середину комнаты, наклонилась. Отодвинула цветастый половик. Дернув задвижкой, распахнула дверь подпола. Кивнула в темную яму: – Ступай! – велела непримиримо. Скрестила руки на груди в ожидании. Светлые глаза смотрели с ненавистью и презрением. – Матушка, – прошептала девушка, закусив губу, – пощади. – Сама пойдешь или мужиков позвать?! Девушка, подобрав разорванные лохмотья сорочки, медленно подползла к двери в подпол. Оттуда веяло сыростью и холодом могильным. Посмотрела с надеждой на Ефросинью – та отвернулась, поджав губы. Вздохнув, девушка, спустилась по деревянным ступеням в подпол. |
