..
- Что?
- Скажи...
Мы остановились на краю тротуара, чтобы пропустить машины, и я решил:
- Ничего!
- Что ты хотел у меня спросить? Ты знаешь, Эдуар, ты можешь мне доверять, я готов умереть за тебя... если у тебя какие-нибудь неприятности...
- Нет! Ничего...
Я просто хотел узнать у него подробности смерти отца, о том, что происходило в то время в Арси. Потому что я знаю только, от чего умер отец.
И я чуть ли не лучше знаю мсье Рекюле, чем того человека, который дал мне жизнь.
Началась ли у меня в лицее, где я состоял на полном пансионе, оставался и на ночь, какая-то более личная жизнь? Или это был возраст, когда ведешь растительное существование? Все, что я знаю об этом периоде моей жизни, я помню плохо, с пробелами и, конечно, не точно.
Мсье Рекюле не сразу поселился у моей тети. Они оба хотели пожениться, но существовали препятствия из-за факта исчезновения Тессона. В конце концов тетя, несмотря на свой страх перед общественным мнением, взяла мсье Рекюле к себе в дом, якобы в качестве жильца, и официально поселила его в маленькой комнатке, на третьем этаже.
Когда мне случалось ночевать в доме, он фактически спал над моей головой, я слышал, как он шагает по полу, и удивлялся, почему он больше часа ходит взад и вперед по комнате, прежде чем лечь в постель.
Однажды тетя сообщила мне, как великую тайну:
- Несколько недель ты нас не увидишь...
Они уехали вместе. Я получил открытку из Ниццы, с изображением мола и казино, раскрашенную в невиданные голубые и розовые тона. На обратной стороне было написано: "Твои дядя и тетя тебя целуют".
Они поженились. Тетя Элиза, вернувшись, призналась мне в этом и, наконец, мсье Рекюле перешел в большую кровать. Почти сразу же тетя стала нервной, встревоженной. С этих пор она начала пудрить лицо и, конечно, делала это плохо, потому что пудра придавала ей "лунный" вид. Она приходила ко мне в лицей.
- Не надо говорить твоему дяде, что ты меня видел... Вот! Положи быстро в карман... Никому не говори...
Она совала мне конфеты или несколько монет. Оглядывалась назад, словно боясь, что за ней следят.
- Это не такой человек, как другие... Потом ты поймешь... Когда я думаю о моем бедном Тессоне...
Я не могу упрекнуть ни в чем особенном моего нового дядю. Он принимал меня хорошо, со свойственной ему серьезностью. Однако же его темные блестящие глаза с длинными ресницами всегда внушали мне страх, и теперь мне кажется. Бог знает почему, что он чем-то напоминал Ландрю.
Правда, есть одно воспоминание, которое могло бы объяснить мне многое, но оно нелепое, и тем более нелепое, что я стыдился его и старался забыть. Это было ночью во время каникул, которые я проводил на улице Шапитр, где у меня по-прежнему была своя комната. Вероятно, около полуночи я услышал шепот, шум и заметил свет под дверью. Тогда я подошел к ней и посмотрел в замочную скважину. Я увидел своего дядю в рубашке и тетю, тоже в рубашке.
- Проси прощения, шлюха, - ворчал он. - Я хочу, чтобы ты просила прощения! На колени! Быстрее! А теперь ползи!
Я был слишком взволнован. Я мог бы поклясться, что мсье Рекюле не сердился, что он говорил холодно, довольно спокойно, хотя и мрачным голосом.
- Простите... Я падаю на колени... Я несчастное существо и заслуживаю, чтобы меня побили. Но он вдруг спросил:
- Ты ничего не слышала?
Он оставил тетю на коленях посреди паркета и направился к двери в мою комнату, все так же в рубашке, с усами, образовавшими очень темное пятно посреди его лица. |