.. 
	     - Что? 
	     - Скажи... 
	     Мы остановились на краю тротуара, чтобы пропустить машины, и я решил: 
	     - Ничего! 
	     - Что ты хотел у меня спросить? Ты знаешь, Эдуар, ты можешь мне доверять, я готов умереть за тебя... если у тебя какие-нибудь неприятности... 
	     - Нет! Ничего... 
	     Я просто хотел узнать у него подробности смерти отца, о том, что происходило в то время в Арси. Потому что я знаю только, от чего умер отец. 
	     И я чуть ли не лучше знаю мсье Рекюле, чем того человека, который дал мне жизнь. 
	     Началась ли у меня в лицее, где я состоял на полном пансионе, оставался и на ночь, какая-то более личная жизнь? Или это был возраст, когда ведешь растительное существование? Все, что я знаю об этом периоде моей жизни, я помню плохо, с пробелами и, конечно, не точно. 
	     Мсье Рекюле не сразу поселился у моей тети. Они оба хотели пожениться, но существовали препятствия из-за факта исчезновения Тессона. В конце концов тетя, несмотря на свой страх перед общественным мнением, взяла мсье Рекюле к себе в дом, якобы в качестве жильца, и официально поселила его в маленькой комнатке, на третьем этаже. 
	     Когда мне случалось ночевать в доме, он фактически спал над моей головой, я слышал, как он шагает по полу, и удивлялся, почему он больше часа ходит взад и вперед по комнате, прежде чем лечь в постель. 
	     Однажды тетя сообщила мне, как великую тайну: 
	     - Несколько недель ты нас не увидишь... 
	     Они уехали вместе. Я получил открытку из Ниццы, с изображением мола и казино, раскрашенную в невиданные голубые и розовые тона. На обратной стороне было написано: "Твои дядя и тетя тебя целуют". 
	     Они поженились. Тетя Элиза, вернувшись, призналась мне в этом и, наконец, мсье Рекюле перешел в большую кровать. Почти сразу же тетя стала нервной, встревоженной. С этих пор она начала пудрить лицо и, конечно, делала это плохо, потому что пудра придавала ей "лунный" вид. Она приходила ко мне в лицей. 
	     - Не надо говорить твоему дяде, что ты меня видел... Вот! Положи быстро в карман... Никому не говори... 
	     Она совала мне конфеты или несколько монет. Оглядывалась назад, словно боясь, что за ней следят. 
	     - Это не такой человек, как другие... Потом ты поймешь... Когда я думаю о моем бедном Тессоне... 
	     Я не могу упрекнуть ни в чем особенном моего нового дядю. Он принимал меня хорошо, со свойственной ему серьезностью. Однако же его темные блестящие глаза с длинными ресницами всегда внушали мне страх, и теперь мне кажется. Бог знает почему, что он чем-то напоминал Ландрю. 
	     Правда, есть одно воспоминание, которое могло бы объяснить мне многое, но оно нелепое, и тем более нелепое, что я стыдился его и старался забыть. Это было ночью во время каникул, которые я проводил на улице Шапитр, где у меня по-прежнему была своя комната. Вероятно, около полуночи я услышал шепот, шум и заметил свет под дверью. Тогда я подошел к ней и посмотрел в замочную скважину. Я увидел своего дядю в рубашке и тетю, тоже в рубашке. 
	     - Проси прощения, шлюха, - ворчал он. - Я хочу, чтобы ты просила прощения! На колени! Быстрее! А теперь ползи! 
	     Я был слишком взволнован. Я мог бы поклясться, что мсье Рекюле не сердился, что он говорил холодно, довольно спокойно, хотя и мрачным голосом. 
	     - Простите... Я падаю на колени... Я несчастное существо и заслуживаю, чтобы меня побили. Но он вдруг спросил: 
	     - Ты ничего не слышала? 
	     Он оставил тетю на коленях посреди паркета и направился к двери в мою комнату, все так же в рубашке, с усами, образовавшими очень темное пятно посреди его лица.                                                                     |