— Ты, что ли, американец?

Как будто отгоняя муху, Уоррен скинул руку того, в ком он сразу угадал заводилу. Двое остальных стояли, как секунданты, и с опаской ждали продолжения. Несмотря на свой юный возраст, Уоррен прекрасно знал эту интонацию, не вполне уверенный приказ, чтобы, если удастся, захватить власть или по крайней мере прощупать границы. Худший из всех видов нападения, самый подлый — нападение трусов. Когда прошел момент неожиданности, Американец задумался над ответом. Впрочем, вопрос сам по себе ничего не значил, и не важно, что хотела от него эта троица: они появились не случайно. Почему я? — спросил он себя. Почему именно его сцапали, едва он появился? Почему меньше, чем за полчаса, именно он навлек на себя зачатки кретинской угрозы, которая, поощряемая его молчанием, вскоре приобретет более конкретный вид? Он знал ответ, и этот ответ был способен заставить его распроститься с детством.

— Что вам от меня надо?

— Ты американец. Богатенький.

— Кончайте нести бред и выкладывайте, в чем ваш бизнес.

— Твои родители кем работают?

— Какое твое собачье дело? Ну, что вы там накумекали? Рэкет? Мелкими порциями или разовый куш? Вас сколько — три, шесть, двадцать? Во что вкладываете?

— ?

— Организации — ноль. Так я и знал.

Ни один из троих не понял ни малейшего слова, а также откуда у него взялась такая уверенность. Заводила почувствовал себя оскорбленным, оглянулся по сторонам, затащил Уоррена в закуток пустого коридора, который вел вниз, в столовую, и толкнул его так сильно, что тот растянулся на низком пристенке.

— Будешь знать, как издеваться, новенький.

И все трое совместными усилиями стали учить его молчать, молотя коленками по ребрам, а кулаками куда попало, но целясь в лицо. Один в конце концов сел ему верхом на грудь, обшарил карманы и обнаружил там десятку. Уоррен, багровый, с трудом дышащий Уоррен услышал, что от него требуют и завтра принести ту же сумму, как право посещения лицея имени Жюля Валлеса. Сдерживая слезы, он пообещал, что не забудет.

Уоррен не забывал никогда.

Жемчужина в оправе из лесов, Шолон-на-Авре представляет собой бывшее средневековое укрепление. Город достиг расцвета к концу Столетней войны, в начале XVI века, и в настоящее время насчитывает семь тысяч жителей. Его фахверковые дома, особняки XVIII века, пересечение улочек и каналов превращают Шолон-на-Авре в замечательно сохранившийся архитектурный ансамбль.

Магги открыла карманный словарик на слове «фахверк» и составила себе точное представление о том, что оно обозначает, пройдя по улице Постава Роже: большинство домов, с арматурой видимых снаружи балок, не напоминали ничего, что она видела бы раньше. В поисках дороги к центру городка — Шолон в плане представлял собой пятиугольник, ограниченный четырьмя бульварами и шоссе — Магги миновала несколько улиц, проложенных полностью по одному плану: она сумела оценить открывшуюся перспективу. Заглядывая одним глазом в путеводитель, она без особого труда оказалась на площади Либерасьон, в самом сердце Шолона, на паперти, не соразмерной скромным улочкам. Два ресторана, несколько кафе, одна булочная, синдикат местных инициатив, дом печати и несколько типичных зданий ограничивали по краям огромную прямоугольную площадь, которая в нерыночные дни использовалась как парковка. Закупив местную прессу, Магги устроилась на террасе кафе «Гран Френель» и заказала себе большой двойной эспрессо. Она на мгновенье прикрыла глаза и вздохнула, готовясь насладиться таким редким моментом одиночества. Если по шкале ценностей первое место она отводила времени, проведенному с семьей, то сразу за ним шло время, проведенное без семьи. Держа в одной руке чашку, она пролистала «Шолонскую депешу» и «Нормандский зов», издаваемый в департаменте Эр, — еще один способ познакомиться с новым местом проживания.