— Сегодня тут прямо заебись, как классно, скажи! Лучше, чем на небесах, — говорит он с явным южным акцентом. Но еще до того, как Джек успевает сообразить, что ответить, рыжий уже идет к двери. Он оборачивается на пороге и кричит Джеку: — Удачи, приятель.

F как в Family

Отцы, привязанность

Было двенадцатое декабря, двенадцатый день двенадцатого месяца. А было двенадцать. На электронных часах на приемнике у него на столе светилось 12:01. А ждал, пока не высветится 12:12. Ему казалось, что в это мгновение он обязательно что-то почувствует, проникнется ощущением великого космического равновесия, когда все во Вселенной будет по-настоящему правильным.

В 12:11 раздался стук в дверь. Это был Терри, А понял сразу. Терри он знал недавно, но уже узнавал его стук. Было в нем что-то такое, что отличало его от всех остальных: более спокойное, более терпеливое. Терри стучался по-настоящему. В смысле, действительно из вежливости, а вовсе не для того, чтобы соблюсти приличия.

— Войдите, — сказал А, хотя дверь запиралась снаружи.

Терри вошел.

— Твоя мама… — сказал он с порога. — Не знаю, как и сказать…

И хотя он еще ничего не сказал, А уже понял, что произошло.

Лицо А застыло, пока он пытался осмыслить известие. Осознать этот новый удар судьбы. А потом он весь сжался, и вот тогда полились слезы.

Уже три месяца он знал, что мать умирает, но это знание не подготовило его к случившемуся. Равно как и долгие перерывы, когда они с мамой не виделись по нескольку недель и даже месяцев. Он совсем от нее не отвык, лишь сильнее по ней скучал. И он заплакал. От жалости к маме, от жалости к себе, из чувства вины, из-за того, что теперь он потерял то последнее, что еще соединяло его с любовью.

Терри приобнял его за плечи. Как будто ему было не все равно. Как будто он мог и хотел стать для А новым звеном, которое удержит при нем любовь.

В последний раз, когда мать приходила его навестить, от нее буквально разило духами. Как будто, облившись туалетной водой, она могла убедить персонал исправительного заведения, что она — хорошая мать. Была хорошей матерью. Хотя, может быть, она просто пыталась заглушить запах смерти. Но в основе чарующего аромата духов лежит запах мертвых цветов и гниющих плодов, и А все время казалось, что мать разлагается у него на глазах.

Она никогда не красилась, когда приходила к нему в колонию. В первый раз все закончилось размазанной тушью, растекшимся гримом грустного клоуна. А может быть, мать вообще перестала краситься. В том городе, куда ее переселили, она никого не знала, так какой смысл наводить красоту? С отцом А она не общалась. И вообще как будто забыла, кто он такой. Она выглядела, как старуха, и А в какой-то момент осознал, что она и вправду уже старуха. Потому что, хотя она лишь приближалась к тому рубежу, когда о женщине говорят, что она «среднего возраста», этот самый «средний возраст» подразумевает, что у человека впереди еще полжизни, а у его мамы не было никаких «впереди» и «полжизни». Она сильно болела и выглядела очень плохо, под стать самочувствию. Ее кожа как будто провисла, лицо было землисто-желтым, цвета застывшего жира на немытой тарелке. Когда мать сказала, что у нее рак яичников, у А возникло гнетущее ощущение, что это он виноват, только он: первое недоброкачественное образование, зародившееся в этих самых яичниках.

Отец не пришел к А ни разу. А увиделся с ним только на похоронах, впервые за полтора года. Больше всего А поразило, что отец выглядел элегантно и стильно.