- За ночь до его гибели, он подружился с каким-то коммивояжером. Они могли договориться, если коммивояжер не покажется в баре к десяти часам, встретиться вечером у того строения. Таким образом, он мог очутиться там в нужное для убийцы время.
Фрау Дюрнинг покачала головой.
- Он ни с кем не мог договориться о встрече у подобного здания, - сказала она. - Даже с тем, кого хорошо знал. Он слишком подозрительно относился к людям. И, ради Бога, с какой стати им могли заинтересоваться нацисты?
- Был ли у него с собой пистолет тем вечером?
- Он всегда держал его при себе.
- Всегда?
- Сколько я его знала, всегда. Он показал его мне при первой же встрече. Можете себе представить, притащить с собой пистолет на свидание? И еще хвастаться им? И что хуже всего, он произвел на меня впечатление! - она покачала головой и удивленно вздохнула.
- Кого он боялся? - спросил Либерман.
- Всех. Коллег по работе, людей, которые просто смотрели на него... - фрау Дюрнинг доверительно склонилась к слушателю. - Он был слегка сдвинут ... ну, не сумасшедший, но и нормальным его нельзя было назвать. Я как-то попыталась его кое-куда отвести, ну, вы понимаете, к врачу. Как-то по телевизору шла передача о таких людях, как он, которые думают, что все вокруг... как бы строят против них заговоры, а когда передача кончилась, я стала окольными путями ему намекать - ну, что тут поднялось! И я против него строю заговоры! Я хочу объявить его сумасшедшим! Он чуть не пристрелил меня тем вечером!
Откинувшись на спинку кресла, она перевела дыхание и ее передернуло, после чего она подозрительно уставилась на Либермана.
- А как вы о нем узнали - он что, написал вам, что его преследуют нацисты?
- Нет, нет.
- Тогда почему вы решили, что они имеют к нему отношение?
- До меня дошли кое-какие слухи.
- Это ошибка. Можете мне верить, нацистам Эмиль понравился бы. Он был антисемитом, антикатоликом, он выступал против свободы, против всех и вся, кроме самого Эмиля Дюрнинга.
- Он был членом нацистской партии?
- Он мог им быть. Сам он утверждал, что не был, но до 1952-го года я его не знала, так что поручиться не могу. Вполне возможно, что и не был; он никогда не присоединялся ни к кому, если ему не было нужно.
- Чем он занимался во время войны?
- Служил в армии, был, кажется, капралом. Он ухитрился и там раздобыть себе непыльную работенку. То ли на продовольственном складе, то ли что-то такое. Во всяком случае, в безопасном месте.
- Он никогда не был в бою?
- Он был для этого «слишком умен». «Туда лезут только идиоты», говорил он.
- Где он родился?
- В Лаупендале, по другую сторону Эссена.
- И жил в этом районе всю жизнь?
- Да.
- Известно ли вам, бывал ли он когда-нибудь в Гюнцбурге?
- Где?
- В Гюнцбурге. Рядом с Ульмом.
- Никогда не слышала, чтобы он упоминал эти названия.
- А имя Менгеле? Упоминал ли он его когда-нибудь?
Она смотрела на него, удивленно вскинув брови, и покачала головой.
- Всего лишь еще пару вопросов, - сказал он. - Вы очень любезны. Боюсь, что мои поиски впустую.
- Не сомневаюсь, что так оно и есть, - улыбнувшись, подтвердила она.
- Поддерживал ли он отношения с кем-то из значительных лиц? Скажем, из правительства?
На несколько секунд она задумалась.
- Нет.
- Дружил ли он с кем-нибудь из заметных людей?
- С несколькими чиновниками из Эссена, если, с вашей точки зрения, они заметные личности. Кто-то он пожимал руку Круппу, что считал большим событием в жизни.
- Сколько времени вы были замужем за ним?
- Двадцать два года. С четвертого августа 1952 года.
- И за все эти годы вы ничего не знали и ничего не слышали о какой-нибудь международной группе, к которой он мог принадлежать, состоящей из людей его возраста и его же положения в обществе?
- Никогда, - решительно мотнула она головой. |