|
Я приехал в Гладбек, фрау Дюрнинг, в надежде, что вы будете настолько любезны и уделите мне хотя бы полчаса своего времени. Я бы хотел поговорить о вашем покойном муже. Я предполагаю, что он мог быть втянут - совершенно случайно и даже ни о чем не подозревая - в отношения с некоторыми лицами, которые меня интересуют. Могу ли я поговорить с вами? Будет ли это удобно для вас?
Были слышны тонкие звуки кларнета. Моцарт? - Эмиль мог быть втянут?.. - Может быть. Сам того не зная. Я нахожусь по соседству с вами. Могу ли зайти? Или вы предпочитаете встретиться где-нибудь вне дома? - Нет. Я не могу встретиться с вами. - Фрау Дюрнинг, прошу вас, это очень важно. - Скорее всего, не смогу. Не сейчас. Вы выбрали самый неподходящий день. - Тогда завтра? Я прибыл в Гладбек с единственной целью поговорить с вами. Кларнет замолчал, а затем снова повторил последнюю музыкальную фразу - на этот раз точно Моцарта. Играет ее любовник Шпрингер? Почему сегодня самый неподходящий день? - Фрау Дюрнинг? - Ну хорошо. Я работаю до трех. Вы можете подойти завтра к четырем? - Вы живете на Франкенштрассе, 12? - Да. Квартира номер тридцать три. - Благодарю вас. Завтра в четыре. Спасибо, фрау Дюрнинг. Выйдя из телефонной будки, он спросил у бармена, как пройти к тому зданию, в котором Дюрнинг нашел свою смерть. - Оно снесено. - В таком случае, где оно было? Бармен оторвался от мытья стаканов и ткнул пальцем. - Вниз по улице. Либерман прошел узкую улочку и пересек улицу пошире. Гладбек или, по крайней мере, эта его часть, был мрачным и серым городком, над которым висел смог. Он стоял, глядя на выщербленные остатки стены бывшего фабричного строения. Трое ребятишек играли среди щебенки. За спиной одного из них был военный рюкзачок. Он двинулся дальше. Следующая поперечная была Франкенштрассе; он проследовал по ней до 12-го номера, обветшавшего многоквартирного дома, который в свое время считался современным строением; перед домом был маленький ухоженный газончик. Из трубы на крыше поднималась узкая струйка черного дыма, внося свой вклад в пелену смога. Понаблюдав за женщиной, которая с трудом протаскивала детскую коляску через стеклянные двери, он пошел по направлению к своей гостинице «Шултенхоф». Очутившись в небольшом номере, убранном с типично немецкой аккуратностью, он попробовал снова созвониться с сестрой Дюрнинга. - Бог да благословит вас, кто бы вы ни были! - приветствовала его женщина. - Мы только что вошли в дом. И вы первый, кто нам позвонил. Прекрасно. Может, ему повезло. - Здесь ли фрау Топпат? - О, нет. Простите, но ее нет. Она уже в Калифорнии или по пути туда. Мы позавчера приобрели у нее дом. Это спрашивают фрау Топпат! Она уехала жить со своей дочерью. Вам нужен ее адрес? Он у меня где-то тут записан. - Нет, спасибо, - сказал Либерман. - Не утруждайтесь. - Теперь тут все наше - и мебель, и золотые рыбки, и даже огород с овощами. Вы знаете этот дом? - Нет. - Он нем более, чем подходит. Прямо подарок от Господа Бога. Вы уверены, что вам не нужен ее адрес? Я могу найти его. - Уверен. Спасибо. Удачи вам на новом месте. Вздохнув, он повесил трубку и качнул головой. Удача и мне бы не помешала. Умывшись и приняв свои полуденные пилюли, он расположился за крохотным письменным столом, открыл портфель и вытащил оттиск своей статьи об экстрадиции Фриды Малони.
Приоткрылась запертая на цепочку дверь и в щель, отбросив со лба прядку темных волос, выглянул подросток. Ему было лет тринадцать, он был худ и остронос. Либерман, подумав было, что попал в другую квартиру, спросил: - Это апартаменты фрау Дюрнинг? - А вы герр Либерман? - Да. |
