— Когда кажется, сам знаешь, что надо делать, ты же бывший поп. А про летописца разинешь рот, брошу тебя вместе с отцом в море, привязанными к твоей коляске.

Каждый раз, встречаясь с калекой, он делает все, чтобы унизить его. И все равно обида не утихает, жжет его изнутри. Надо же, паралитик, все издевались над ним в школе, а по большому счету он счастливее его. Вот его отец рядом с ним, он не гнобил его столько лет, историю исправно изучал, а не торчал на вечных авралах в порту, а потом на таких же вечных пьянках с девицами в саунах. И он, великий Диего, в грош не ставящий своего собственного отца, должен ходить к нему на согнутых, просить что-то.

Он, объездивший полмира. Обедавший в Париже в ресторане, где при входе стоят гарсоны в матросках и бескозырках. Он евший осьминога в Венеции. И он что-то просит у отца инвалида. Диего гасит в себе порыв убить обоих Гараниных прямо сейчас.

Сколько он угробил женщин, пока не пришла записка, где впервые появилось упоминание о пути. "Сий же Путь уподоблен есть 7-му сыну Иллигутову Вайстару, князю немечину, и ягоже обычай есть царем, еже уветом своя порядити, таче и мучити злодея".

Гаранин перевел это как "Указанный Путь прошел барон немецкий Вайстар (В) иллигут. Который после этого стал царем и наставлением успокаивал или казнил злодея (преступника)".

Диего мучил зуд нетерпения. Он перестал спать ночами. Женщин по его приказу бросали в гроб к Черепу ежечасно. Гектор так пресытился, что не мог даже насиловать. Тогда он раздевал девушек, заставляя их голыми бегать по саду, и так развлекался. Женщины рыдали от ужаса, и это было самой лучшей музыкой для Диего. Отольются всему женскому роду его слезы. Он уже представлял себя царем, вершителем судем. Прикидывая, как избавится сначала от Ржавого, подомнет его группировку под себя. Потом настанет черед городских. Дядя Боря и Шершавый исчезнут. И будет в городе одна группировка, как и положено. Одна городская банда.

Дальше Диего не заглядывал, но была у него мечта подмять под себя порт. Хотя тот и ходил под ментовской крышей, и денежки отстегивались в областное управление. Но чем черт не шутит, пока бог спит. Если пара чинов с большими звездами на погонах бесследно исчезнут, то была возможность и порт отвоевать.

Столько лет папашка на него гробился. Имел, конечно, но это все ерунда, если взять порт под свою "крышу". Вот где настоящие деньги и настоящая власть над городом. Любая красавица сочтет за честь соединить с ним свою судьбу. А что? Взять и жениться на победительнице городского конкурса красоты. Это был бы номер, враз утерший носы всем тем, кто относится в настоящее время к нему свысока. А таковые все. Как же он их ненавидел! Всех без исключений.

Учителей и преподавателей, которые старались не смотреть на его перекошенное лицо. Сокурсников, в открытую потешавшихся над ним. Подбрасывающих записки со скабрезными рисунками и надписью "Я тебя люблю!" Стыдно вспоминать, но за все время учебы на 23 февраля он не получил ни одного подарка от девочки. Ни одного. В то время как парты одноклассников ломились от подарков. Некоторые получали по три подарка за раз. Он ни одного.

Он отбривал тех, кто пытался издеваться над ним, мотивируя это тем, что ему не придется тратиться на ответный подарок на 8 Марта. Но каждый раз он ждал. Ждал напрасно.

Как он мстил. Скольких сестер, дочерей, жен он погубил. Нет им числа. Жажда мести в груди разгоралась все сильнее. По большому счету ему не нужна была власть или этот порт. Ему нужна была месть, но такая, чтобы мир содрогнулся.

И тогда он написал записку Черепу, прямо спрашивая, что он должен делать и каково будет вознаграждение. Ответ пришел незамедлительно, уже со следующей жертвой. "Пришедшим Путь к камесидалу дозволено аще другие намещем на углие горящее". Гаранин, в глазах которого навсегда застыл ужас, перевел это как "Прошедшему Путь к камесидалу дозволено будет всех оставшихся людей жарить на горящих углях".