Он повторил записку с вопросом, что он для этого должен сделать. Ответ был: "Принеси мне глаза".

Глава 4

Спустя три часа после побега от Алмауз Кампыр, пройдя не менее пятнадцати километров по лесу, маленький отряд Картазаева вышел к морю. Из последних сил они преодолели последние метры до воды по песку, который показался непривычно липким, с намерением умыться, как оказалось несбыточным. Вода была точно холодец, упругая и неподатливая. Мошонкин отошел от берега на пару шагов и улегся. Поверхность под ним прогнулась, но не разомкнулась, как сделал бы вода, принимая в свои объятия.

— Это не вода! Наверное, химкомбинат выброс произвел, — глубокомысленно заметил десантник.

— Это вода, — возразил водонос. — Изменилась не она, а коэффициент поверхностного натяжения. Он находится в прямой зависимости от силы тяжести, а тот в свою очередь включает в себя гравитационную постоянную. Она обозначает изменение скорости за секунду, а так как время здесь остановлено, то соответственно получаем, что секунда равна нулю, а отсюда следует, что сила поверхностного натяжения практически бесконечна.

— Мудрый ты для аборигена, которого учили в церковно-приходской школе, — заметил Картазаев. — Что-то мне говорит, что никакой ты не водонос. Давай-ка колись, Анвар, кто ты есть и откуда.

Хромой пригладил свои зализанные волосы, победно глянул на полковника и сказал:

— Владимир Петрович, мы на пороге великого открытия, а вас волнуют эти пустяки. Вы совершенно не слушаете меня. Я вам сказал: время остановилось. Посмотрите на свои часы!

— В них, может, механизм сломался? — предположил Мошонкин, покачиваясь на медленно взбухающей волне как на естественном гамаке.

— Я понимаю, что здесь происходят очень занимательные вещи, — согласился Картазаев. — Время остановлено, существуют ведьмы, и обезьяны охотятся на людей. Но в такой обстановке как лицо официальное, а именно как полковник ФСБ и лицо подчиненное лично президенту я требую от вас ясности. Кто вы такой?

Он произнес это с такой яростью и подъемом, что Мошонкин даже встал, пошатываясь на волне, хоть обращались и не к нему.

— Хорошо, хорошо, — махнул рукой Анвар. — Моя фамилия Манатов. Анвар Анварович Манатов. Профессор закрытого института "Алга-17".До недавнего времени я заведовал кафедрой темпоральной физики. У меня одна из самых оснащенных лабораторий в Европе, — он выудил из кармана очки в золотой оправе и надел. — Господи, наконец, мне не надо скрывать своих вторых глаз. Я ведь ни черта не вижу, господа, — он внимательно вгляделся в Картазаева и произнес. — Вот вы какой, Владимир Петрович. Приятно было познакомиться.

— А мне не очень, — отрезал полковник. — Почему вы не признались с самого начала? Зачем надо было скрывать? Кстати, как вы оказались здесь?

— Оказался здесь так же, как и все. Сенсоры лаборатории засекли мощный узел темпоральных возмущений. Вычислить его нахождение было делом техники, а она, как я уже сообщал, лучшая в Европе. А почему не признался? Я не знал, какое у вас было задание. Вполне допускаю существование приказа о моей личной ликвидации.

При упоминании о ликвидации Дина испуганно прижалась к профессору. Он похлопал ее по плечу:

— Не бойся, моя девочка.

— Это тоже дело техники, лучшей в Европе? — осуждающе кивнул на нее Мошонкин.

— А это не ваше дело, Василий! — взвизгнул Манатов. — Может быть, я люблю ее.

— Может или любите? — напирал Мошонкин.