Тогда он знал, что истекает кровью, хотя и не мог сказать, насколько сильно. Чувствовал лишь, как намокла прилипшая к его телу рубашка. От боли он то терял сознание, то вновь приходил в себя. А потом наступил момент, когда его приволокли в эту камеру, сдернули с головы мешок, и он увидел лежащую на полу Малефисенту. От ожога железом вся ее кожа покраснела так, словно фея была брошенным на сковороду куском мяса.
Потом солдаты ушли, унеся с собой горящие факелы, и в железной клетке наступила бескрайняя ночь. Провозившись какое-то время, Филипп смог развязать себе руки и ноги и подполз к Малефисенте. Сняв свой дублет, он свернул его и подложил фее под голову, потом разорвал на себе рубашку и перевязал свою рану. Чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, сосчитал сначала до десяти, потом до двадцати, потом, чтобы не мелочиться, сразу до сотни. И принялся размышлять.
Теперь, когда Малефисента очнулась, ему стало спокойнее, хотя опасность, конечно же, еще не миновала. Если честно, Филипп опасался, что их с Малефисентой убьют сразу же, как только привезут сюда, но их похитителей что- то задерживало, заставляя откладывать казнь. Поразмышляв хорошенько, Филипп пришел к выводу, что лорд Ортолан ожидает прибытия графа Алена. Возможно, лорд Ортолан был не вправе единолично отдать приказ казнить пленников. Или, скорее всего, не хотел – и правильно делал, – чтобы в случае чего Ален все свалил на него.
Однако много времени это ни Филиппу, ни Малефисенте не давало. Ален мог появиться здесь в любую минуту, и тогда...
План лорда Ортолана был очень прост и потому очень хорош. Если даже Аврора заподозрит, что дело нечисто, то после того, как Филипп и Малефисента будут мертвы, она все равно ничего не сможет ни проверить, ни доказать.
Каждая проведенная в железной клетке минута все сильнее ослабляла фею, в этом принц нисколько не сомневался. Он заметил, что, когда лорд Ортолан вышел из их клетки и вслед за ним ее покидал последний из солдат, Малефисента покачнулась так, словно вот-вот упадет. Филипп понял, что она держалась из последних сил, чтобы сделать вид, будто с ней все в порядке и плевать она хотела на ваше железо.
– Вам очень плохо? – сочувственно спросил он.
– Я в порядке, принц, – голос ее звучал глухо, словно она говорила сквозь стиснутые зубы. – Во всяком случае, буду в порядке, как только выберусь на свободу.
– О, даже немного страшно, – заметил Филипп.
– Только немного? – теперь по голосу Малефисенты чувствовалось, что она улыбается.
– В детстве я видел фею – или думал, что видел ее. Она была такой маленькой, что могла бы летать верхом на ласточке. А я верил, что, если поймаю ее, она исполнит мое желание.
– С какой стати она должна была исполнять твое желание? – раздраженно спросила Малефисента.
– Моя няня рассказывала мне сказки о том, как феи исполняют желания, – ответил Филипп. – Ту фею мне, разумеется, поймать не удалось, но я же видел, видел ее! А мне никто не верил, что я ее видел. Мама сказала, чтобы я перестал выдумывать и лгать.
Малефисента промолчала.
– А няня сказала, что, если бы это была настоящая фея, она укусила бы меня или наложила проклятие, – продолжил принц и тяжело вздохнул. – А еще... Еще она сказала, что если я действительно увижу фею, то должен буду ее убить. А насчет той феи она, как и мама, решила, что я все выдумал. Или мне приснилось.
– Если ты думаешь, что я могу по своему желанию вызволить нас отсюда, то ты ошибаешься, сын короля, – сказала Малефисента.
– Когда я впервые увидел Аврору, мне показалось, что она одна из вас – тоже фея из легенд и сказок. Она появилась словно в ответ на мое желание. Как сон. Мне кажется, я полюбил ее сразу же, действительно с первого взгляда.
Малефисента хмыкнула.
– Вы правы, – согласился Филипп. |