Ева стянула полурасстегнутую рубашку с его плеч, и руки пустились в свободное странствие по теплой коже, под которой угадывались литые мускулы. Она позволила себе уплыть вместе с дрейфующей по воде постелью, пока он тянул вниз ее тонкие бретельки.

Эта воительница принадлежала ему! Женщина, которая только что яростно оборонялась и с пугающим неистовством побеждала противников, сейчас лежала в его объятиях, покорная, гибкая, нежная, страстная и невыразимо желанная.

Он знал: она будет снова и снова вступать в бой, проливать кровь свою и чужую. Но — вот чудо! — она будет снова и снова возвращаться к нему. Гибкая, нежная и страстная.

Рорк прошептал по-гэльски: «Любовь моя!» — и начал покрывать поцелуями эти сильные плечи и длинные руки с пластично обозначенными, словно вылепленными из алебастра мышцами. Он вынул цветок у нее из волос и провел им по ее телу, повторяя путь своих губ. Ева задрожала.

— Что это?

— Это нечто особенное.

— Цветок?

— Да, цветок. — Он начал вращать стебель между пальцами. — Доверься мне.

— Я всегда тебе доверяю.

— Я хочу подарить тебе это. Сделать подарок нам обоим.

Он разбросал лепестки по ее груди, а потом стал пробовать их на вкус. И ее кожу тоже. Ева выгнулась ему навстречу. Ева все еще плыла, дрейфовала, но теперь уже над водой, словно ее подняла волна жара. Вместо крови в ее жилах текло вино желания. До нее доносилось пение птиц и какая-то экзотическая эротическая музыка, подчеркнутая мерным ритмом моря, накатывающего на берег. И она слышала певучий голос Рорка, пока он снимал с нее платье.

Солнце, его руки, его губы — все ласкало ее кожу, и она ласкала его в ответ. Кровать покачивалась на воде, успокаивая, как колыбельная.

А потом он смел цветочные лепестки, и они оказались у нее между ног.

Ощущение было такое, что она невольно вцепилась в него пальцами.

— Боже!..

Он следил за ней и увидел, как к наслаждению у нее на лице примешивается недоумение. Его коп, его воительница все еще была удивительно несведущей в том, что доставляло ей чувственную радость.

— Его называют цветком Венеры, специально выращивают на тропических островах. Особый гибрид, — объяснил он, рассыпая лепестки по телу Евы и глядя, как затуманиваются ее глаза, — наделенный свойством усиливать и повышать чувствительность.

Ее кожа горела и изнывала от этого прикосновения, словно нервные окончания обнажились и воспалились. А когда его губы сомкнулись у нее на груди и зубы слегка оцарапали сосок, она не удержалась и вскрикнула от острого наслаждения.

Рорк все сильнее прижимал лепестки к ее телу, одновременно втягивая сосок губами. И наконец ее тело взорвалось. Она сошла с ума. Невозможно было ни о чем думать, когда все тело пульсировало и сотрясалось от немыслимо острого блаженства.

— Когда я войду в тебя… — Теперь ирландский акцент в голосе Рорка слышался еще сильнее, его глаза горели синим огнем. — Когда я войду в тебя, Ева, со мной произойдет то же самое. Попробуй. — Он впился губами в ее губы, его язык проник к ней в рот. — Почувствуй это. — Он растер цветок по ее телу. — Я хочу, чтобы ты кончила еще раз. Я хочу это видеть!

Она вскинулась, переживая бурю, ослепительно ярко ощущая блаженство каждой клеточкой своего тела.

— Я хочу, чтобы ты вошел в меня! — Она схватила его за волосы, вновь приблизив его лицо к своему. — Я хочу, чтобы ты чувствовал то же, что и я!

Он медленно проник в нее — так медленно, что она догадалась по легкой дрожи его тела, каких усилий ему стоит сдерживать себя.