Изменить размер шрифта - +

     Дика Форреста в то же мгновение охватила радость и тревога: радость при
виде этого великолепного животного, выступавшего между кустами сирени,  -- и
тревога, как  бы его ржание  не разбудило ту молодую женщину,  чье смеющееся
личико  глядело на  него из деревянной  рамки на  стене. Он  бросил  быстрый
взгляд через двор шириной в  двести футов  на выступавшее вперед крыло дома,
находившееся еще в тени. Шторы на окнах ее веранды-спальни были спущены. Они
не  шевельнулись.  Жеребец снова  заржал, но  он спугнул только стайку диких
канареек, --  они поднялись из цветущих  кустов, которыми был  обсажен двор,
точно  брызнул  вверх  сноп золотисто-зеленых  брызг,  брошенный  восходящим
солнцем.
     Следя за жеребцом.  Дик Форрест рисовал  себе его прекрасное  и сильное
потомство, этих жеребят без малейшего порока.  А когда лошадь скрылась среди
сирени.  Дик,   как  обычно,   сейчас  же  возвратился   к  окружавшей   его
действительности и спросил слугу:
     -- Ну, как новый бой, О-Дай? Привыкает?
     -- Мне кажется, он хороший бой, -- ответил китаец, -- Совсем мальчишка.
Все ему ново. Очень медленный. Но ничего, толк выйдет.
     -- Да? Почему ты так думаешь?
     -- Я бужу его третье или четвертое утро. Спит, как маленький. Проснулся
-- улыбается. Совсем как вы. Очень хорошо.
     -- А разве я улыбаюсь, когда проснусь? -- спросил
     Форрест.
     О-Дай усердно закивал.
     --  Уж  сколько  раз, сколько лет  я  бужу  вас.  И всегда,  как  глаза
откроете, так они  уже улыбаются, губы  улыбаются, лицо  улыбается, весь  вы
улыбаетесь. Сразу. Это очень хорошо. Если  человек  так просыпается, значит,
ума много. Я знаю. И новый бой -- умный. Увидите, скоро-скоро выйдет из него
толк. Его зовут Чжоу Гэн. Как вы будете называть его здесь?
     -- А какие имена у нас уже есть? -- спросил он.
     --  О-Рай,  Ой-Ой,  Ой-Ли, потом  я  --  О-Дай,  --  перечислял  китаец
скороговоркой. -- О-Рай говорит, надо назвать нового боя...
     Он смолк и лукаво посмотрел на своего хозяина.
     Форрест кивнул.
     -- О-Рай говорит, пусть новый бой будет О-Черт!
     -- Охо! Здорово! -- расхохотался Форрест. -- Я  вижу, О-Рай шутник! Имя
хорошее,  только  оно  не подойдет.  А  что скажет  миссис?  Надо  придумать
что-нибудь другое.
     -- О-Хо тоже очень хорошее имя.
     В ушах  у Форреста все еще  стояло его  собственное восклицание,  и  он
понял, откуда китаец взял это имя.
     -- Хорошо. Пусть называется О-Хо.
     О-Дай наклонил голову, неслышно выскользнул в дверь и тут же вернулся с
остальной одеждой своего хозяина, помог ему надеть нижнюю и верхнюю сорочку,
набросил  на  шею галстук, который тот  завязывал  сам,  и,  опустившись  на
колени,  затянул  краги и  нацепил шпоры;  затем подал широкополую  фетровую
шляпу и хлыст.
     Хлыст был особый, индейского  плетения,  -- он состоял из узких полосок
сыромятной кожи, в его рукоятку было вделано десять унций свинца, и он висел
на ременной петле, которую Дик надел на руку.
Быстрый переход