Нет, ничего особенно грандиозного, зрелищного: просто я понял, что должен думать не о себе, которому предстоит исчезнуть через несколько часов, а о Лео и Ивуар, у которых впереди целая жизнь.

План идеален: завтра вечером я удостоверюсь, что они всей семьей уехали на выходные, а потом телепортируюсь к ним. Я точно знаю, где Лео сохранил мою почтовую бумагу и замечательную перьевую авторучку, — на полке в закрытом отделении своего секретера. Так вот, я возьму два листа своей старой бумаги с моими инициалами и напишу два письма: одно — Лео, а другое — Ивуар. Чтобы не нарушать установленные Богом правила, я датирую письма днем накануне моей смерти и спрячу в одну из своих старых книг — старинное издание «Двадцати тысяч лье под водой», которое кто-нибудь из них рано или поздно откроет.

Таким образом, через несколько месяцев или лет мой сын и моя внучка найдут свидетельство моей любви к ним, материальный след того, что я всегда хотел им сказать, но что никогда не говорил вслух, будто мы всегда думаем, ибо у нас будет еще для этого время; и это свидетельство останется у них навсегда.

И тогда я не буду уже для Ивуар просто папой ее папы, от которого остались лишь фотографии, а ее дедушкой, который любил ее и сказал ей об этом; и для сына я не буду больше человеком, который ушел в мир иной, сожалея о прожитой жизни. Потому что и это тоже я собираюсь ему сказать: что благодаря ему я полюбил свою жизнь.

Конечно же, оба этих письма я заучил наизусть, часами продумывая каждое слово, выверяя каждое выражение. Единственная загвоздка состоит в том, что у меня всегда был ужасный почерк, из-за чего мне придется приложить немало усилий, чтобы мои письма получились более-менее читабельными. На написание каждого из них я запланировал по двадцать минут: так у меня останется в запасе еще двадцать минут на тот случай, если я буду писать медленнее, чем думал, а если все пойдет хорошо, у меня будет время, чтобы пожевать чего-нибудь из холодильника.

Поесть в последний раз, о Боже, об этом можно только мечтать… Кроме того, на сегодняшний вечер у Марион запланирована жареная курица, и я уверен, что завтра от нее еще что-нибудь останется: закусив ею, да еще с майонезом, я стану самым счастливым мертвецом в мире.

— Бог! Приближается ответственный момент!

— Уже?

— Да, думаю, они скоро отправятся. Ты не забыл приготовить мою сферу Последнего часа, а?

— Все в порядке. Это вопрос одной секунды, тебе надо будет только сказать.

— Отлично.

Я возвращаюсь к реке, чтобы понаблюдать за последними приготовлениями их отъезда на уикенд. В доме царит страшная кутерьма: надо отыскать документы на машину, не забыть махровые халаты, потому что там будет спа, и конечно же, все уже выбились из запланированного графика — в общем, все нормально.

Но тут в дверь кто-то звонит. Лео, который тщетно пытается впихнуть в маленький чемодан гигантскую косметичку Марион, кричит:

— Входи, Эмма!

— Здравствуй, Лео.

— Здравствуй, как ты? Мы немного запаздываем, как видишь… Не буду давать никаких инструкций, ты все знаешь наизусть. На всякий случай номера экстренных служб…

— Рядом с телефоном, как обычно?

— Да! Прости, я немного на взводе, сама понимаешь — первый раз на два дня!

— Понимаю…

— Ивуар наверху с Марион. Поднимись, поздоровайся с ней, если хочешь.

— Иду!

Это Эмма, дочка соседей! Она бебиситтер и иногда остается с Ивуар, хорошая девушка, первые разы я специально за ней наблюдал вечерами напролет и ничего не могу сказать, она всегда была безупречна. Но если она пришла, это означает, что Ивуар с ними не едет! Они решили провести уикенд вдвоем, как влюбленные? А я и не слышал, чтобы они об этом говорили, когда же они надумали?

Однако плохо… Все идет не так, как надо, в доме кто-то будет, мне придется перенести свой Последний час!

Нет…

Нет!

Не могу я больше, ни за что не останусь в Саду дольше, чем задумал! Ну и пусть, что-нибудь придумаю, буду действовать по обстоятельствам: в конце концов, мне нужен всего один час.