Я затормозил, проехал ещё немного по инерции и выскочил. И в ту же минуту заметил в нескольких шагах от себя дом, очень симпатичный дом, который я отлично знаю как свои пять пальцев. Вы спросите, откуда? Отвечаю: на нижнем этаже находится одна из олимпийских секций, а в секции работает мой закадычный дружок, женатый на пловдивчанке. С его женой мы в своё время играли в прятки — она жила в соседнем доме. Её отец держал бондарную мастерскую, и мы прятались в пустых бочках. Впрочем, как видите, это дело прошлое. Потом она поступила в Софийский университет, встретилась здесь со своим теперешним мужем, и мы стали с ним друзьями — водой не разольёшь. Каждый раз, выезжая в Софию, я сую в карман пальто бутылку «Плиски» и первым делом являюсь сюда. Болтаем о том о сём, иногда, когда нас четверо, играем в бридж. Чтобы не привлекать внимания и не тревожить инженера с верхнего этажа, выходим через чёрный ход — разумеется, когда засидимся допоздна. Оттуда, мимо мусорных вёдер, можно войти во второй подъезд соседнего здания. Ну, а войдя в этот подъезд, легче лёгкого выбраться на бульвар Владимира Заимова через первый подъезд, нужно только обойти лестницу со стороны двора.

Как на грех, все это с молниеносной быстротой промелькнуло у меня в голове, и я вбежал в дом через парадный ход со стороны улицы Обориште. Расчёт самый простой войду через парадный ход, поздороваюсь с приятелем, подмигну ему и выбегу через чёрный! А тот, на мотоцикле, пусть себе ищет ветра в поле!.. Я вот сказал, что все эти мысли мелькнули у меня в голове, но это, во всяком случае, не совсем точно. В тот миг я не думал ни о чем или почти ни о чем, а подчинялся какой-то, черт её знает какой, силе, — ну, как во время матча: я ведь тогда не думаю, почему должен находиться там-то и там-то, когда кто-нибудь из наших ведёт, но оказываюсь именно там, куда через секунду-другую наш подаст мяч. А уж после игры говорю приятелям: «Я остановился на таком-то и таком-то месте, потому что, видя, что левый инсайд берет мяч, подумал…» — и так далее. На самом же деле ничего такого я не думал, хотя, может быть, мне это лишь кажется, что не думал…

И вот дал я ходу по лестнице, да так, будто уносил от дьявола свою душу, и через две-три секунды был уже на втором этаже. Нажимаю дверную ручку — дверь заперта! Я аж вспотел… И лишь в эту минуту вспомнил, что в понедельник секция не работает, что она работает лишь два раза в неделю — во вторник и пятницу… Лестница, стены, дверь — все завертелось у меня перед глазами, меня как вихрем каким подхватило, я обезумел. Черт бы их побрал! Куда же теперь? Оставался лишь один путь к отступлению, единственный, и вёл он на чердак. Я никогда не поднимался туда, но мне было известно, что существует такое помещение — чердачное. Как-то раз зашла о нем речь, и притом совершенно случайно. Секция приобрела новый диван для приёмной, очень шикарный, и я спросил моего приятеля, что они сделали со старым канапе кожаным и страшно привлекательным на вид, от которого я бы ни за что не отказался, если бы мне его предложили по сходной цене. Я, конечно, имел в виду мой переезд в Софию! Последнее время я два раза побывал с нашей командой за границей, месяц тому назад — даже в Шотландии. Проездом дважды останавливался в Лондоне, и каждый раз я покупал какую-нибудь мелочишку на память по той простой причине, что намерение моё бросить в Софии якорь на веки вечные нигде не оставляло меня в покое. Но мой приятель сказал, что старое кожаное канапе снесли на чердак и что, хоть оно и подержанное, продавать его они не имеют права, поскольку они общественная организация, а я частное лицо. Таким-то образом я и запомнил этот чердак и сохранил о нем дурную память, так как и теперь никто не может меня убедить, что это порядок — оставлять кожаное канапе в совершенно неподходящих чердачных условиях.