Ребенок остался в больнице с легким сотрясением мозга и в состоянии шока. Его вырвало, и в легкие попала жидкость, которую обязательно нужно было откачать в тот же день. Теперь казалось, что он очень крепко спит — но это не кома, подчеркнул доктор Фрэнсис, увидев тревогу в глазах родителей, не кома. В одиннадцать вечера, когда мальчик, казалось, просто отдыхал от рентгена и всяких исследований и дело было только за тем, чтобы он проснулся, Ховард уехал из больницы. Они с Энн находились там с полудня, и он отправился домой принять душ и переодеться.
— Я вернусь через час, — сказал он.
— Хорошо, — она кивнула. — Я тут побуду.
Он поцеловал ее в лоб, они пожали друг другу руки. Она сидела на стуле возле кровати и смотрела на сына. Ждала: вот сейчас он проснется, и все станет хорошо. И тогда можно будет расслабиться.
Ховард ехал домой. Он поймал себя на том, что несется по мокрым темным улицам на огромной скорости, и притормозил. До этого момента его жизнь шла гладко, и все в ней его радовало — колледж, женитьба, еще год в колледже, чтобы получить степень, это важно для бизнеса, раннее партнерство с инвестиционной компанией. Отцовство. Он был счастлив и, до сегодняшнего дня, удачлив — он и сам это знал. Родители были живы, братья и сестры устроены, друзья по колледжу нашли свое место в жизни. До этого момента ему удавалось избегать настоящего горя, этой неведомой силы, которая может искалечить или уничтожить человека, если ему изменит удача, если что-то пойдет не так. Он въехал на дорожку и припарковался. Левая нога вдруг начала дрожать. Он минуту посидел в машине, пытаясь осмыслить ситуацию, без паники. Скотти сбила машина, и он в больнице, но он поправится. Ховард закрыл глаза и провел рукой по лицу. Он вышел из машины и направился к двери. В доме залаял пес. Телефон звонил и звонил, пока он отпирал дверь и на ощупь искал выключатель. Он не должен был уезжать из больницы, не должен был.
— Проклятье!
Он схватил трубку:
— Я только что вошел!
— Вы не забрали свой торт, — сообщил голос на том конце провода.
— Что-что? — переспросил Ховард.
— Торт, — сказал голос, — торт за шестнадцать долларов.
Ховард прижимал трубку к уху, не понимая, о чем речь.
— Какой еще торт. — Господи, о чем это вы?
— А то ты не знаешь, — сказал голос.
Ховард положил трубку. Пошел в кухню и налил себе виски. Позвонил в больницу. Но там ничего не изменилось; сын все еще спал. Пока набиралась ванна, Ховард намылил лицо и побрился. Только он вытянулся в ванной и закрыл глаза, как снова зазвонил телефон. Он с трудом выбрался из ванны, схватил полотенце и побежал к аппарату, ругая себя: «Дурак, дурак!» — за то, что не остался в больнице. Но когда он снял трубку и прокричал «Алле!», на том конце не раздалось ни звука, а затем трубку повесили.
В больницу он вернулся чуть за полночь. Энн по-прежнему сидела возле кровати. Она посмотрела на Ховарда, потом перевела взгляд на сына. Глаза его были закрыты, голова забинтована. Дыхание было спокойным и ровным. На капельнице, стоявшей в изголовье кровати, висела бутылочка с глюкозой, от которой к руке мальчика тянулась трубка.
— Как он? — спросил Ховард. Он показал на глюкозу и трубку: — Что это такое?
— Указание доктора Фрэнсиса, — объяснила она. — Ему нужно питание. Ему нужно поддерживать скшы. Ховард, почему он не просыпается? Я не понимаю, с ним ведь все в порядке?
Ховард положил руку ей на затылок, провел пальцами по волосам.
— Все будет хорошо. Он скоро проснется. Доктор Фрэнсис знает, что к чему.
Спустя какое-то время он сказал:
— Может, тебе стоит съездить домой и немного отдохнуть? А я останусь. |