— Я буду копить, пока не смогу купить для себя скрипку, а уж тогда я смогу сам зарабатывать себе на жизнь, правда? — говорил он не раз, принося свои доллары на хранение мистеру Баэру.

— Надеюсь, что так, Нат, но мы должны сначала сделать тебя сильным и крепким и вложить немного знаний по истории, географии и арифметике в твою музыкальную голову. А потом мистер Лори найдет тебе где-нибудь хорошее место, и через несколько лет мы все будем ходить и слушать, как ты играешь на публике.

Благотворный труд, поощрение окружающих и надежда делали жизнь Ната легче и счастливее с каждым днем, и он добился таких успехов в музыке, что его учитель прощал ему посредственные оценки по другим предметам, зная очень хорошо, что успех там, где сердце и ум работают лучше всего. Самым тяжелым наказанием для мальчика за пренебрежение более важными уроками было требование не прикасаться к скрипке и смычку целый день. Страх совсем потерять своего сердечного друга заставлял его браться за книги со рвением, а, доказав, что ему под силу справиться с любыми уроками, как мог он сказать: "Не могу"?

Дейзи очень любила музыку и испытывала огромное почтение ко всякому, кто умел играть, и часто ее находили сидящей на ступеньках под дверью Ната, пока он практиковался. Это было очень приятно для него, и он старался играть как можно лучше ради своей скромной маленькой слушательницы, которая никогда не соглашалась войти в комнату, где он играл, но предпочитала сидеть и сшивать яркие лоскутки или ухаживать за одной из своих многочисленных кукол с выражением мечтательного удовольствия на лице — выражением, заставлявшим тетю Джо говорить со слезами на глазах: — Она совсем как моя Бесс, — и проходить тихонько мимо, чтобы даже ее привычное присутствие не помешало девочке наслаждаться музыкой.

Нат очень полюбил миссис Баэр, но находил нечто даже еще более привлекательное в добром профессоре, по-отечески заботившемся о нем, робком, слабом мальчике, который едва остался в живых после того, как его маленькую лодочку носило по бурным волнам житейского моря целых двенадцать лет. Какой-то добрый ангел, должно быть, следил за ним, так как хотя его тело страдало, его душа, казалось, совсем не огрубела и вышла на берег такой же невинной и кроткой, как дитя, спасенное после кораблекрушения. Возможно, именно любовь к музыке помогла ему сохранить мягкость характера и чувствительность, несмотря на отсутствие гармонии в той обстановке, что окружала его долгие годы, — так говорил мистер Лори, а уж он-то разбирался в такого рода делах. Как бы то ни было, папа Баэр находил удовольствие в том, чтобы способствовать развитию добродетелей Ната и исцелять его недостатки, находя своего нового ученика послушным и любящим, как девочка. Он часто называл Ната своей "доченькой", когда говорил о нем с миссис Джо, и она обычно смеялась над этой его причудой, так как ей самой больше нравились мужественные мальчики, а Ната она считала милым, но слабым, хотя вы никогда не догадались бы об этом, так как она, как и Дейзи, баловала и ласкала его, и он считал ее совершенно восхитительной женщиной.

Впрочем, один недостаток Ната доставлял Баэрам немалую тревогу, хотя они понимали, что недостаток этот был усилен страхом и невежеством. С сожалением приходится отметить, что Нат порой лгал. Не то чтобы это была совсем уж откровенная ложь, редко она оказывалась явной, а чаще была почти невинной, но это не имело значения: ложь есть ложь, и хотя мы все говорим немало вежливой неправды в этом нашем странном мире, это неправильно, и каждый знает это.