– А я мимо проезжал.

Мимо проезжал и остановился, увидев мою машину, – проносилось в моем мозгу. – А значит, что? Понять бы. Набралась смелости глянуть ему в глаза. Красивые вообще-то, теплого карего оттенка, но сейчас в красных безобразных прожилках, выдающих, что вчера он здорово приложился к бутылке.

Иван Сергеевич молча посторонился. Я поправила на плече ремешок сумки и пошла к выходу.

– Может, поужинаем? Здесь неплохой плов готовят, – указал на кафе, располагающееся на противоположной стороне улицы. – А Тамара Сергеевна еще не оклемалась.

Я могла напомнить про забитый едой холодильник, но побоялась, что он напомнит ему про годовщину смерти Игоря и еще больше усугубит вину. Поэтому внутренне дрожа, я просто пожала плечами.

– Давайте.

Несмотря на работающий в помещении кондиционер, мои щеки пылали. Интересно, он помнил? А если да? А если нет? Взгляд уперся в его распластанную на столе руку. Крупные пальцы. На среднем порез… Коротко постриженные ногти. Хоть он и был владельцем довольно большого аграрного бизнеса, тяжелой физической работы не чурался. И, может, поэтому очень долго выглядел моложе своего возраста. Только в последний год сдал.

– Нам два плова. Салат с овощами и… что попить у вас есть?

– Принести винную карту?

– Компота какого-нибудь принеси, – набычился свекор. Меня эта вспышка даже повеселила.

– А вы?

– А я латте выпью. С амаретто.

– На ночь? Не уснешь же, – заметил Иван Сергеевич.

– Да на меня кофе не действует, – отмахнулась я, проглотив слова о том, что он сам – гораздо большая причина для бессонницы, чем все энергетики, вместе взятые. Кому нужна такая неудобная правда? – Я отойду помыть руки.

В крохотной уборной еще и умылась. Вышла. И сразу под перекрестный допрос попала.

– Так что там в банке?

– Узнавала по поводу ипотеки. Для учителей есть хорошие программы.

– Хочешь съехать?

Пока меня не было, принесли плов. Я пожала плечами. Ткнула в середину вилкой, выбирая сухофрукты.

– Я не смогу жить у вас вечно.

– Почему? Я тебя… – наши взгляды столкнулись под желтым в восточном стиле абажуром, – вчера как-то обидел? Нажрался я. Ни черта не помню.

Если до этого у меня еще были какие-то сомнения, то теперь их не стало. Все он помнит. Все… А теперь просто врет. То ли струсив, не находя себе оправдания, то ли находя, но все же воздерживаясь от того, чтобы переложить вину на мои хрупкие плечи. И на том, как говорится, спасибо.

– Нет. Не обидели. – Я покрутила в руках салфетку. – Но вот Эмма улетела оскорбленной до глубины души.

Покровский неопределенно скривился. Я снова злобно ткнула вилкой в плов. Быстрей поесть и свалить. Что-то я переоценила свои силы. И его… переоценила. Ладно.

– Это хорошо, Маш. Я не хотел обидеть, ты ведь моего сына жена. Дочка мне, считай.

Я закашлялась. С дочкой, он, конечно, перегнул. Учитывая, что мы вытворяли. И я, конечно, с себя вины не снимаю, но Иван Сергеевич, то есть мой гребаный папочка, первым ко мне полез.

– Не надо. Я ведь сказала, что все нормально. Но вы с выпивкой, Иван Сергеевич, все же завязывайте. Игорю бы не понравилось видеть вас таким. И вообще. Вы же за руль садитесь. Ясно, что никто вас тут не остановит, но…

– Да я пьяным никогда… С бодуна да, бывало. Но не пьяный.

– Это хорошо. Я уже одного лихача схоронила. Больше не хочу.

Замолчали. Вроде не сказала ничего такого, а у свекра на скулах выступили желваки.

– Ну и когда ты съехать планируешь?

Во! А вот это, кажется, намек, что лучше бы мне с этим поторопиться.