|
— Не люблю плоских шуточек, — поморщился Учитель. — Можно подумать, убили не вашего друга, а постороннего человека. — Так я пойду? — неуверенно проговорила Галя. — Иди, — сказал я. — Телефон не выключай. — Нет, конечно… Мы вернулись в квартиру, и следователь отпустил сержанта отдыхать, что было, по-моему, совершенно лишним. — Женщины, — сказал Учитель, когда мы остались одни на кухне, — очень сильно переживают? Я имею ввиду: если я сейчас захочу их допросить, они… — Не закатят истерик? — перебил я. — Нет, не закатят. — Очень хорошо, — пробормотал он. — Тогда, пожалуйста, попросите сюда мать убитого. И побудьте в гостиной, хорошо? Странным человеком был этот Учитель. Я не мог пока понять — к лучшему это или к худшему. Любой другой израильский полицейский (насколько я мог судить по практически нулевому личному опыту общения и по многочисленным телевизионным репортажам о работе полиции) вызвал бы всех в отделение, продержал часа два-три в коридоре в очереди с наркоманами и воришками, потом долго писал бы что-то на иврите на длинных листах, задал бы сотню относящихся и не относящихся к делу вопросов… Впрочем, не знаю. Конкретно следователь Учитель вел себя нестандартно, и я, выходя из кухни, позволил себе спросить: Известно ли точно, что стало причиной… — Смерти Алекса Гринберга? — закончил вопрос следователь. — Да, известно. Проникающее ранение в область сердца. Длинное узкое лезвие — стилет или, возможно, шило. Поражен левый желудочек… — Алик… — Смерть наступила практически мгновенно, секунд за десять — пятнадцать, если вы это хотели спросить. — Но ведь здесь нет ни… — Пожалуйста, — настойчиво сказал Учитель, — позовите Анну Наумовну Гринберг. Я так и сделал.
Мы сидели с Ирой на диване и смотрели на белый меловой контур. — Матвей, — спросила Ира, — ты думаешь, нужно ему все рассказать? Похоже, она хотела продолжить наш вчерашний разговор с того места, на котором он прервался. — Нет, — сказал я. — Тогда он точно решит, что мы сговорились и не хотим сотрудничать с полицией. — А мы хотим? — Должны, — сказал я. — Нужно точно отвечать на вопросы. Не больше, понимаешь? — Наверно, у нас должен быть адвокат… — Зачем? Никого пока ни в чем не обвиняют. И если у следователя есть голова на плечах, то не обвинят. — Но Алика убили… — Да. — На наших глазах… — Да. — Кроме нас, в квартире никого не было… — Да, — в третий раз согласился я. — Значит, — сказала Ира» — только кто-то из нас мог… — Нет, — сказал я. — Что значит нет? — Видишь ли… Что бы ни говорили и ни писали в газетах о нашей полиции… Нужны доказательства, понимаешь? Обвинить можно только одного — того, кто ударил. Остальные могут быть соучастниками, свидетелями, кем угодно, но их нельзя обвинить в убийстве и арестовать по этому обвинению. Нужны улики. Орудие преступ… Извини, что я… — Пожалуйста, Мотя, — сказала Ира. — Мы должны все обговорить. Я потом буду плакать. Я уже плакала ночью. Надо поговорить, Матвей. — Да, — прокашлялся я. |
