— Нет, постели не надо. — Следователь отнёсся к моим словам вполне серьезно. — Спать он не будет… надеюсь.

— О чем он тебя спрашивал? — спросил я Галю, когда за Учителем захлопнулась входная дверь.

— Ах. — Она пожала плечами. — Всякие глупости. Кто где стоял, кто что делал, кто куда выходил, есть ли в доме колющие предметы, кроме тех, что на кухне…

— В ящике компьютерного стола лежат…

— Да, — перебила Галя, — ножики нашли, конечно. Эксперт — тот, что в очках, лысый — положил их в пакеты… А этот… Преподаватель…

— Учитель, — поправил я.

— Из него такой же учитель, как из меня балерина, — поморщилась Галя. — Да, так он сказал, типа вот это больше всего подходит. И внимательно рассматривал. Держал кончиками пальцев, как экспонаты в музее.

— Нашел что-нибудь?

— Что он мог найти? — раздраженно сказала Галя и, помолчав, добавила: Нет. Если бы там что-то было, он стал бы задавать новые вопросы, верно?

Я пожал плечами. Я смотрел на меловой контур. Я не мог поверить, что Алика больше нет. Наверно, только поэтому я был относительно спокоен. Наверно, Анна Наумовна тоже не поверила, что ее сына нет среди живых, — иначе она лежала бы с сердечным приступом. Ира не поверила тоже, не говоря уж об Игоре — мальчик вообще считал отца бессмертным.

И я его понимал.

— Что это было? — спросила Галя. — Действительно Алика убили?

— В этом не может быть сомнений, — сухо сказал я.

— Но это невозможно! — Нервное напряжение вырвалось наконец на свободу, и Галя кричала, сжимала мои ладони, по щекам ее потекли грязные от туши слезы. — Мы все были здесь! Видели! Он стоял и упал. И все! Никто к нему не подходил даже! Но если! Кто из нас мог? Зачем? У всех на глазах?

— Вот потому-то, — сказал я, — следователь по фамилии Учитель не поверил ни одному нашему слову. Ни моему, ни твоему, он не поверил Анне Наумовне, не поверил Ире, а если что-то говорил Игорь, то и его слова он, видимо, посчитал глупостью. Сейчас он сидит, наверно, в своем кабинете и соображает: вместе ли мы все организовали или это сделал кто-то один, а остальные его покрывают.

— Это глупо!

— Конечно, — согласился я. — Но на месте Учителя я рассуждал бы точно так же. Он не задал ни одного вопроса, который следовало бы задать. Не задал мне и скорее всего не задал никому из вас.

— Ты имеешь в виду…

— Он не спросил: кем был Алик при жизни.

При жизни Алик был человеком странным. Мы были дружны с детства. Жили в соседних дворах и, естественно, играли в одной песочнице, ходили в один детский сад, а потом оказались в одном классе.

В детском саду — Алику было тогда шесть лет — он упал с подоконника, на который залез, чтобы разглядеть большую птицу, севшую на ветку липы, ударился головой и получил легкое сотрясение мозга. Анна Наумовна считала, что с этого начались все странности в поведении Алика, все его болезни, в общем, все, что она впоследствии называла одним словом: «беда». По-моему, падение с подоконника никак на его здоровье не сказалось — к тому времени мы были с Аликом знакомы уже добрых полгода, успели стать закадычными друзьями, и я-то знал, что голоса Алику слышались еще до того, как он полез смотреть на птичку, мы это часто обсуждали и даже дрались, потому что Алик приписывал мне слова, которых я не говорил, и, наоборот, часто в упор не слышал, когда я его звал, хотя я кричал ему прямо в ухо.