Она стояла на пятках, упруго, точно баскетболистка. Придвинулась ближе для более тщательного взгляда, разгладила пальцем шелк. Выгнула спину, подняла голову и скрестила руки в аналитическом раздумье, затем повернулась к нему.
— Ну, спящая красавица, как ты находишь?
— Идеально.
— Критик из тебя неважный, да?
— Я знаю, что мне нравится.
— Оно еще не закончено.
— Но скоро будет. Тогда вы поймете, что я имею в виду.
Она слегка закусила губу, посмотрела на платье, потом опять на Фрая.
— Фасон я сама изобрела.
Кристобель улыбнулась и немного покраснела. Бластер забил хвостом по деревянному полу.
— Каждый раз, когда я смотрю на Скалистый мыс, вижу: ты идешь.
— Я рад, что там оказалась ты. Ты спасла мне жизнь, Кристобель.
— Ах, ерунда!
Он отхлебнул кофе и приподнялся на локте.
— Теперь тебе от меня никуда не деться.
— А что еще остается девушке?
Она посмотрела на платье долгим взглядом, затем — на Фрая. Бластер бестолково крутился и тыкался носом в ее ладонь. Она взяла подушку и легла рядом с Фраем, но на расстоянии двух футов, и оперлась на локоть. Со спины ее освещало солнце. От этого ее волосы казались еще ярче. Они свободно падали тяжелой волной. Фрай долго смотрел на нее, а она — на него.
— Ты правда кажешься мне прекрасной, — промолвил он.
— Рада, что ты видишь меня такой.
Бластер попытался втиснуться между ними. Кристобель оттолкнула его. Тогда он лег рядом с ней с другой стороны, положив голову на самую узкую часть ее талии, и стал смотреть на Фрая большими круглыми глазами — дружелюбно и глуповато.
— У тебя появился обожатель.
— Разве у него не золотое сердце?
Фрай пожал плечами. Много лет тому назад он выучил, что мужчина не может состязаться с любимым животным женщины. Фрай протянул руку и дотронулся до ее лица.
Она покраснела.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — кивнул он. Он чувствовал, что его засасывает в ее темно-карие глаза.
Вдруг она начала ему рассказывать о моделировании одежды, как это у нее начиналось — с обещания получить награды на местной выставке. Она объяснила, что ее старший брат имел призы Малой Лиги и Попа Уорнера — один из всей округи, что ее отец имел почетные знаки лучшего тамады, что у ее матери была целая комната гражданских наград и грамот.
— А у меня в комнате стоял вот этот столик, на котором ничего не было, кроме фотографии моей лошади и портрета Микки Доленца. Я решила наполнить его всякой дребеденью, как все остальные. Начала выступать на всех маленьких выставках и соревнованиях в округе Мендосино, затем в Сакраменто и Сан-Франциско. Будь уверен, я набила этот столик призами и почетными лентами. Потом мой брат стал хиппи и выкинул все свои награды. А папа уже выиграл все что мог в качестве тамады, поэтому он утихомирился. А маме стало тошно от филантропии, и она занялась садоводством. Мне же не хотелось терять хорошее ремесло, поэтому я продолжала шить. Позже я начала проектировать собственную одежду.
— И умно поступила, что занялась этим. Теперь у тебя есть что-то свое.
Фрай протянул руку и еще раз дотронулся до ее лица. Он загорелось, но она не отвела взгляд. Он откинул назад ее волосы. Он чувствовал, как напряглось ее тело. Челюсти ее были стиснуты. Он поднесла к нему руку. Задержала на секунду и убрала. Отвела взгляд, долго и тяжело вздохнула.
— Все не так, как ты думаешь, — произнесла она. — Во мне есть пласты, сквозь которые надо пробиваться.
— Немного везения, и я доберусь до нужного места. |