Тхак смотрел на нее.

— Ты всегда была такой простой, Кьеу Ли. Ты до сих пор такая. — Он стал с ней рядом, приблизив к ней свое лицо. — По правде, когда я увидел, что между вами возникла любовь, мне стало больно. Мне больно до сих пор.

Фрай заметил страдание на лице полковника. На его сорочке выступили темные пятна пота. Дыхание Тхака участилось. Фрай заметил, что один из охранников посмотрел на другого. Затем Тхак протянул трость и ткнул ею в грудь Беннета.

— За последние дни я много раз рассказывал Ли, как все было на самом деле. Но она предпочитала верить тебе. Ты занял ее помыслы, как ваша армия заняла когда-то мою страну. Ты сохранил в ней ребенка. Мне удалось переубедить многих, но никто из них не был таким стойким, как Ли. Она — твоя гордость. И твой стыд.

Ли сделала движение, словно хотела освободиться от веревки, и смело посмотрела на Тхака.

— Лам, я с семнадцати лет слушалась только своего сердца. Это ты слушал других. Это ты, а не я, ребенок. Ты прекратил бороться за свободу, потому что решил, что тебя предали. А наши соотечественники, Лам? Как быть с теми, кто боролся против страшного террора, развязанного коммунистами?

— Твои слова ничего не значат для человека, который летел навстречу смерти.

Полковник проковылял к столу и сел. Дыхание его было частым, оно с тяжелым свистом вылетало из обезображенного носа. На некоторое время он погрузился в свои бумаги.

— Я всегда хотел открыть людям правду. Те дни до сих пор ясно сохранились в памяти. В общем-то, они мало что значат. Что такое намерения и убеждения? Что такое причины и мотивы? Это то, что мы задним числом приспосабливаем к нашим поступкам. Важны только поступки. А все остальное — удобная ложь.

Беннет приподнялся на стуле.

— Как же ты выжил, Лам?

Тхак посмотрел на него.

— Деревья были высоки. Вода глубока после муссонов. Падение смягчили сначала листва, потом ветви, потом болото. Коммунисты подобрали меня и отнесли в туннель умирать, но я остался жить. Тьма стала моей союзницей. Когда я пришел в сознание и увидел свое лицо, я понял, что Лам умер. Мне было противно это лицо. Я понял, что останусь в туннелях, чтобы никто не увидел этого лица. И даже с переломанными ногами я мог ползать, не отставая от остальных. Все что я знал наверняка — это то, что ты предал мою правду. И еще я знал, что твоя страна предала мою страну. Моя вера в Америку была верой в тебя, Беннет. — Тхак умолк и покачал головой. — Ты права, я был гораздо глупее, чем ты, Кьеу Ли. И почти такой же наивный.

— Ты стал оборотнем.

Тхак опять улыбнулся. Фрай заметил, что в его глазах появилось выражение мрачной гордости.

— Коммунизм. Демократия. Теперь мы знаем, что это только слова. Это две толстых старухи, дерущихся за чашку риса. Я повернулся к своей нации, к своему народу. Я заглянул в себя и спросил, как это со мной могло случиться? Я повернулся к себе.

— Но как ты проник в Штаты?

— Я долго строил планы и долго ждал. В этой стране у меня много товарищей. Когда я первый раз услышал эти песни по подпольному радио, я был почти уверен, что это Ли. Потом я узнал, что «Голос Свободы» замужем за американцем. Мои подозрения оказались правильными. Я долго строил планы и долго ждал, лейтенант.

— Сколько лет Ким работала на вас?

— Четыре года. У нее осталась семья во Вьетнаме. Ее было легко использовать. Дезинформация, которую она доставляла вам из Вьетнама, оказалась очень эффективной. Видишь, как легко тебя одурачили? Я знал, что жители Маленького Сайгона поверят в то, что я здесь. А вы, американцы, никогда в это не поверили бы. Я использовал ваше зазнайство как орудие против вас. Я воспользовался туннелями под Сайгон-Плазой, потому что это моя стихия.