|
Но его переполняли такая ярость, такой гнев, такая боль и такая ненависть, что каждая гласная в этих словах, казалось, царапала мне кожу, тогда как каждая согласная стреляла из степлера мне в ухо. — Я — сидхе, — прошипела она. — Я — Королева Воздуха и Тьмы. Я — Мэб, она задрала подбородок, и глаза ее расширились, сделавшись совсем безумными. — И я возвращаю свои долги, смертный. Все до единого. Послышался оглушительный треск, словно лопался толстый лед на озерной поверхности, и Мэб вместе с переводчиком исчезли. Я стоял на коленях, продолжая трястись от эха ее голоса. Через минуту до меня дошло, что у меня идет носом кровь. Еще через минуту до меня дошло, что кровь сочится и из моих ушей. Глаза болели от напряжения, словно я слишком долго провел на ярком солнечном свете. Мне потребовалась еще минута, чтобы заставить ноги слушаться меня. После этого я доплелся до ближайшего туалета и умылся. Еще некоторое время я наугад тыкал в свою память в попытке найти в ней дырки, которых там не было раньше. Потом еще несколько минут пытался понять, могу ли я вообще обнаружить, не забрала ли она чего-нибудь еще. — Господи Иисусе, — выдохнул я, продолжая дрожать. Ведь при том, что это не я осуществил первое нападение на цитадель Мэб, а когда на нее напал я, то делал это в ее же, Мэб, интересах, факт остается фактом: я нанес ей такое же оскорбление, как Шипастый Намшиил. И испепеляющий гнев, превративший ее голос в острое лезвие, в ближайшем же будущем вполне мог обратиться на меня. Я встряхнулся и поспешил обратно в кафетерий. Перспектива поесть — даже при отсутствии аппетита — показалась мне значительно привлекательнее, нежели десять минут назад. Особенно в сравнении с другими перспективами. * * * Врач вышел в холл в четверть одиннадцатого вечера. Точнее, в десять семнадцать. Черити поднялась на ноги. Большую часть дня она провела, низко склонив голову, молясь про себя. Слезы у нее иссякли — по крайней мере, на тот момент — и она обняла дочь, прижав ее к себе. — Он в реанимации, — сказал врач. — Состояние его… — он вздохнул. Вид он имел не менее усталый, чем мать и дочь Карпентеры. — Насколько это возможно, удовлетворительное. Нет, даже лучше. Я боюсь обещать что-либо, но состояние его, похоже, стабильно, и если в ближайшие час или два с ним не случится никаких осложнений, я думаю, он выкарабкается. Черити прикусила губу почти до крови. Молли обвила мать руками. — Спасибо, доктор, — прошептала Черити. Врач устало улыбнулся. — Вы должны понимать, что… полученные им травмы весьма серьезны. Маловероятно, чтобы он оправился от них целиком. Вероятны нарушения мозговой деятельности — мы не можем сказать наверняка, пока он не очнется. Но даже если с этим обойдется, достаточно и других травм. Ему необходима будет помощь — возможно, до конца жизни. Черити кивнула. — Он ее получит. — Конечно, — согласилась Молли. — Когда я смогу посмотреть на него? — спросила Черити. — Мы вывезем его через час или два, — ответил врач. Я кашлянул. — Прошу прощения, док. Он будет на искусственном дыхании? — В ближайшее время — да, конечно. Я кивнул. — Спасибо. Доктор кивнул в ответ, и Черити еще раз поблагодарила его. Он ушел. — Ладно, Кузнечик, — вздохнул я. — Нам с тобой пора. — Но его же скоро приве… Ох, — плечи у Молли немного поникли. — Искусственные легкие. — Лучше не рисковать, правда? — спросил я ее. — Все в порядке, малышка, — тихо произнесла Черити. |
