– Вот я знал. Я знал, блин!

– Что… ты… знал? – Дыхание еще не восстановилось.

– Что под всеми этими твоими колючками и ехидством ты именно такая.

– Какая?

– Огонь, Кирюша, огонь… – выдохнул Макс довольно. – Ты – самый настоящий огонь. Такая горячая, сладкая и… и нежная девочка. Жар-птица ты моя…

Ей хочется улыбаться. Смеяться. И быть горячей и сладкой – для него.

– Да ты еще и не распробовал толком, – поворачивается лицом, по-хозяйски закидывает ногу ему на бедро. – Мы еще даже не начали по-настоящему, шановный.

– Не пытайся даже. – В его голосе слышна мягкая усмешка. – Не включай прежнюю Киру. Я видел, как ты кончаешь. Всё, смирись. Я знаю, какая ты настоящая.

– Ничего ты не знаешь… – мурлыкнула она ему на ухо. – Этот оргазм не считается.

– Как это?

– А вот так! – Кира без предупреждения скользнула ладошкой под резинку его боксеров.

Макс охнул.

– Тебя внутри меня не было. Положение «вне игры». Оргазм не засчитан. Я требую… – Она двинула ладонью вверх и вниз по захваченному трофею. – Я требую…

– Дань за двенадцать лет? – едва выдохнул он.

– Продолжения банкета!

– Как скажешь! – прохрипел Макс. А потом решительно убрал от себя Кирины руки. Затем так же решительно смел свое и ее белье, прошелестел фольгой – и всё это в рекордно короткие сроки. – Банкет так банкет. Сейчас будет… – двинул бёдрами, – десерт!

Она оказалась узкой. Очень узкой. Но входить в нее было легко – так гладко и влажно было внутри. Так легко, что он провалился в нее до упора – и, кажется, в одно мгновение.

Послышался вздох – тоже восхищённый, но уже женский. Ее икры тут же оказались на его пояснице, пальцы – на шее, Кира чуть выгнулась под ним, прижимаясь плотнее. И – они совпали. Совпали изгибы ее ног и выемки на его спине. Идеально легли пальцы на затылок. Она так прижалась к нему, что там тоже все совпало до миллиметра. Между ними не осталось ни молекулы воздуха. Они совпали везде.

Так случилось с ним впервые. Когда секс перестал быть механическим процессом, в котором участвуют два тела и целью которого является стимуляция эрогенных зон. Хрена там. Не было двух тел. Вообще не было двух. Перестали существовать Он и Она. Не стало Макса и Киры. Они стали единым целым. Чем-то третьим. И, что самое удивительное, этот приход накрыл его на абсолютно трезвую голову. Из всех сильнодействующих наркотических веществ – только она. Кира.

– Максимка… – выдохнула она. – Двигаться надо, ты в курсе?

Он показал ей, что в курсе. Как можно двигать языком во рту. И в другом ее месте – таком же нежном и влажном – он тоже начал двигаться. Еще как. Движения вперёд и назад. И всё равно, каждое движение – вперёд. Вперёд, глубже, дальше. Куда-то туда, где он, как ему теперь казалось, еще никогда не был. Никогда и ни с кем. Максу почему-то вспомнилась дурацкая романтическая хрень, что рассказывала Яночка – про красную нить, которая, по мнению японцев, связывает за мизинцы двух предназначенных друг для друга людей. Красная нить, мизинцы. Ну-ну. А сейчас эти ритмичные движения – словно стрёкот швейной машинки. Той самой, на которой шьют полотна судеб какие-то ответственные за это мифические или не очень существа. И сейчас, с каждым движением двух людей навстречу друг другу их словно пришивало.