— Ох, Васька, и дошлый же ты! — всплеснула Анка руками.

— Не дошлый, а сообразительный. Живу — не теряюсь.

— Это верно, не теряешься, — со вздохом согласилась Анка и принялась вспоминать брату все его проделки.

В школе, когда ребята собирали металлолом, он ухитрился два раза пропустить через весы одни и те же собранные им железные трубы и вышел на первое место среди сборщиков. А когда разбивали сквер около колхозного клуба, Вася больше других высадил молодых липок и получил за это благодарность и премию. Только вскоре часть липок засохла, потому как они оказались без корней.

— А ведь это, братик, твоя работа, твоя, — сказала Анка. — Я потом догадалась.

— А чего нам, малярам. Наше дело сторона, — фыркнул Вася. — Привезли какие-то прутики — я и сажал. А с корнями они, без корней — другие должны смотреть, кому положено.

— А к дедушке как относишься, — не унималась Анка. — Только и ласков с ним, когда он пенсию да зарплату получает. А в остальные дни никакого к нему внимания. Слова по-людски не скажешь.

Вася пожал плечами:

— А что мне с ним — в ладушки играть? В салочки-догонялочки или байки его слушать, как он утят сторожит, да по твоему примеру в дневничок всё записывать? Нет уж, уволь, сестрица. — Он вдруг глянул в окно. — Вот дедушка чешет… А он и впрямь ходкий! Ты, ладно, Анка… Помалкивай в тряпочку. Сейчас мы его проводим как надо.

2

В избу лёгкой, неслышной походкой вошёл Семён Иванович Печкин.

Он только что побывал в парикмахерской, где мастерица Зиночка обработала под польку его лысеющую голову, выстригла косые височки, поправила вислые усы, подровняла округлую, в рыжих подпалинах бороду, побрызгала цветочным одеколоном.

— Ой, дедушка! — вскрикнула Анка. — Какой ты пахлый!..

— Да, перемолодила меня Зиночка. — Дед сконфуженно потёр щёки. — Перестаралась. А здесь, значит, сборы на полном ходу… — Он подозрительно покосился на пузатый баул. — И куда вы такую махину загружаете?

— Дедушка, а я тебя провожу, — услужливо предложил Вася. — Хоть до самого дома отдыха. И баул дотащу.

— Спасибо, внучек, спасибо. Правда, меня обещали на полуторке подбросить.

Семён Иванович вновь с тревогой посмотрел на внучку, которая укладывала в баул толстую, домашней вязки, шерстяную фуфайку.

— Ну куда ты суёшь эту шубу!

— Какая же это шуба, — с невинным видом возразила Анка, — самый обыкновенный свитер.

— Да зачем он мне? Смотри, солнце-то как припекает, — Семён Иванович кивнул на улицу, где на зелёной лужайке уже бегали босоногие мальчишки.

— И солнце самое обыкновенное, — не сдавалась Анка. — Весеннее, обманчивое. Сейчас только и простужаться. А у тебя и без того болезней хватает. — И она принялась загибать пальцы: — Ишиас, радикулит, ревматизм, невралгия, сердечная недостаточность… Ой, а почему только пять? У тебя же шесть было.

— Думаю, и пяти достаточно, — отмахнулся Семён Иванович. — Тебя послушать, так мне не в дом отдыха надо собираться, а куда подальше. — Он вытащил из баула фуфайку и сунул внучке: — А эту шубу — в сундук.