— Повысить, что ли?
— Нет, княже. Нам налог со двора все платят — хоть купец, хоть ремесленник, хоть крестьянин или холоп.
— Мне ведомо.
— Так это со двора. А надо с оборота брать. Тогда богатый купец будет платить больше, простой же ремесленник — столько же, а может, и меньше. Доходы в казну повысятся, а народных волнений избежать удастся.
— Хм... — Князь удивлённо посмотрел на Михаила. — Похоже, так и получится. Сам удумал?
— Сам.
— Молодец, голова! С боярами не обсуждал?
— Пока нет, тебе первому говорю, княже.
Дмитрий одобрительно кивнул. Всё правильно Михаил делает. Сначала князь должен узнать, одобрить, а потом уж и с Думой боярской обсуждать. Конечно, богатым людям это не понравится, но государство вынуждено взимать налоги. На строительство крепостей, на войну, на содержание чиновных людей деньги надобны, а где их взять? Московия — не татарва окаянная, что набегами да разбоем живёт. С соседями надо мирно жить, но свою линию гнуть. Где лаской, где деньгами, где ратью помочь в трудной ситуации, да договорами подкрепить, а всё едино свой интерес блюсти.
— Какой у нас день ноне?
— Так февраль, княже, десятое.
— Купцы из Кафы со дня на день прибыть должны, меня соглядатаи известили.
— Ох, княже, гнать их взашей надобно. У фрягов одна мыслишка — лапу наложить на торговлю мехами и воском. Помнишь, как три года назад купец греческий Некомат Сурожанин людишек московских подкупил? Даже тысяцкий ополчения московского Вельяминов, старший брат твоего воеводы Николая, во главе заговора встал?
— Не запамятовал ещё!
— Так генуэзцы за тем заговором стояли, на их денежки предательство учинялось.
— И не говори, Михаил свет Андреевич! Проклятые латиняне! Ноне они с Мамайкой снюхались. Где наживой пахнет, там их ищи.
— Мамай-то им зачем сдался?
— Э! По земле ордынской, почитай, половина шёлкового пути проходит. Вот и затеяли купцы генуэзские дружбу с темником водить. Только не дружбой там пахнет, а монетой звонкой. Прикупили они Мамая. Так что наёмников генуэзских в войско брать нельзя. Сильная у них пехота, слов нет, особливо копейщики. Только это всё равно что змеюку в дом пустить.
— М-да! А какие ещё новости?
— Митрополит Алексий плох.
— Спаси и сохрани! Так лекарь немецкий его пользует, священники службы за здравие каждый день проводят.
— Лета, однако, да испытания тяжкие. Один плен литовский чего стоит.
— Ниспошли, Господи, здравия и долгие лета митрополиту! Устал я что-то, Михаил Андреевич, отдохнуть хочу.
Бренок откланялся.
Великий князь растянулся на ложе. Надо обмыслить положение. Купцы-то ладно, невелики птицы. Вот с митрополитом что? Пока Дмитрий был мал, Алексий практически правил княжеством. С годами советчиком незаменимым стал. Только последний год болеет часто, похоже — не протянет долго. А митрополит в княжестве нужен, да из русских — не из варягов, такой, чтобы Русь объединить помог. Надо будет с Бренком посоветоваться. Не церковный он человек, но совет дельный дать может.
Следующим днём князь спросил ближнего боярина.
— Что ты, князь! Ведь митрополит-то жив! Как можно человека подбирать, когда престол святой занят?
— Мы с тобой, Михаил, люди государевы, вперёд смотреть должны.
— Ну, если так, то думаю: Сергий Радонежский — самая подходящая фигура.
— И я тако же мыслю.
День прошёл в хлопотах, а утром гонец принёс печальную весть о кончине митрополита. Жаль было святого старца, до слёз жаль. Как будто отца потерял. Ведь он выпестовал, наставлял молодого князя, от бед многажды уберегал. Вдруг вспомнилось, что в 1357 году хан ордынский потребовал себе в Орду Алексия для исцеления от слепоты своей любимой жены Тайдуллы. |