— Я благодарен тебе, — сказал Венсан, когда они развернулись.

— Оставь при себе свою благодарность, — ответил Анри. — Я помог тебе, потому что иначе было нельзя, но я против этого, больше чем когда-либо.

— Одним подлецом меньше — это одним подлецом меньше, — отвечал Венсан.

— Я понимаю, что ты сам хотел рассчитаться с Сезенаком, — сказал Анри, — но не говори мне, что у тебя есть истинные причины убивать людей, которых ты не знаешь: просто ты нашел своего рода наркотик — да, и ты тоже, — это стало манией.

— Ошибаешься, — с живостью возразил Венсан, — мне не нравится убивать, я не садист и не люблю кровь. Были в подполье люди, которым убийство фашистских полицейских доставляло удовольствие: из автоматов они разносили их на куски, а меня это приводило в ужас. Я нормальный человек, и ты прекрасно это знаешь.

— И все-таки что-то не так, — сказал Анри, — убивать ради убийства — это ненормально.

— Я убиваю не ради убийства, а для того, чтобы некоторые подлецы сдохли.

— А почему тебе так хочется, чтобы они сдохли?

— Если ты ненавидишь какого-то типа, нормальное дело хотеть, чтобы он сдох, а вот в противном случае ты — псих. — Он пожал плечами: — Враки все россказни о том, будто убийцы — это сексуально озабоченные люди и прочая чепуха. Я не говорю, что в банде нет одного или двух чокнутых, но самые остервенелые — это как раз славные отцы семейств, у которых с этим делом все в порядке и никаких проблем.

Какое-то время они ехали молча.

— Пойми, — сказал Венсан, — надо знать, на чьей ты стороне.

— Необязательно для этого убивать, — возразил Анри.

— Поневоле приходится впутываться.

— Когда Жерар Патюро идет защищать мальгашей, не боясь того, что его могут линчевать, он впутывается, и это имеет смысл. Постарайся впутываться во что-то полезное.

— Какой пользы ты хочешь, если все мы сдохнем в грядущей войне? Можно только свести счеты, и все.

— Войны, возможно, не будет.

— Ну да! Всем нам крышка! — сказал Венсан и добавил, когда они уже подъезжали к саду: — Послушай, если вдруг возникнут неприятности, ты ничего не знаешь, ничего не видел, ничего не слышал. Сезенак исчез, и вы подумали, что он смылся. Если тебе станут рассказывать, будто я раскололся, будь уверен, что это чистый обман. Отрицай все.

— Если возникнут неприятности, я тебя не брошу, — ответил Анри. — А сейчас сматывайся потихоньку.

— Сматываюсь.

Анри поставил машину в гараж; когда он вышел оттуда, Венсан исчез. Можно было действительно подумать, что Сезенак сбежал, что Венсан не приезжал в Сен-Мартен и вообще ничего не случилось.

Но что-то все-таки случилось. В тусклом свете раннего утра они все трое сидели посреди гостиной: Анна и Дюбрей в домашних халатах, Надин — полностью одетая; она плакала. Подняв голову, она растерянно спросила:

— Откуда ты приехал?

Анри сел рядом с ней и обнял ее за плечи:

— Почему ты плачешь?

— Это я виновата! — простонала Надин.

— В чем ты виновата?

— Это я позвонила Венсану. Я звонила из кафе. Только бы никто ничего не слышал!

Анна поспешно добавила:

— Она всего лишь хотела, чтобы Венсан донес на Сезенака полиции.

— Я умоляла его не приезжать, — сказала Надин, — но ничего не могла поделать. Я дождалась его на дороге, я испугалась. Он поклялся мне, что хочет поговорить с Сезенаком, и отослал меня в дом. Много времени спустя он бросил камешки в мое окно и спросил, где твое. Что случилось? — спросила она затравленно.

— Сезенак на дне реки с огромным камнем на шее, — ответил Анри, — его не скоро найдут.