— Правильно, — он вздохнул. — Если бы праздник не принадлежал ведьме, у нас были бы неприятности. Но, к счастью, она из тех, кто понимает.

— Как и ты, — сказала она.

Он нахмурился. — Послушай, после всего, что случилось, я не могу дать тебе передышки, Ара, и ты точно знаешь почему. Кроме того, ваша запись ужасна, — сказал он, взяв папку с ее именем. Это было ее досье Венатора, которое включало все нарушения, которые она когда-либо совершала против правил Ковена. — Вторжение в сон. Неуважение к командиру. Несоблюдение стандартных процедур безопасности. Еще одна черная метка и ты вылетишь из команды. На этот раз я не смогу защитить тебя.

— Да, сэр, — сказала она, отдавая ему честь.

Сэм вздохнул. — Пока что у вас есть второй худший показатель поведения в истории Венаторов.

— Кто был самым худшим? — спросила она, искренне любопытствуя.

— Кингсли Мартин, — сказал он с легкой улыбкой. Его бывший командир. Еще один легендарный герой. У Ары их было достаточно.

— Ладно, убирайся отсюда.

Она так и сделала.

Глава 14. Сожаление только

Длинный стол был накрыт в комнате сразу за садом, так что французские двери выходили на красивый пейзаж и мерцающие огни, которые дополнялись изящными цветочными композициями, изысканными белыми розами и зелеными горошинками в квадратных вазах, усеянных маленькими чайными свечками. Хрустальные и серебряные столовые приборы блестели, льняные салфетки были сложены и накрахмалены, а эксклюзивная и элитная группа, которая управляла не только Ковеном, но и городом в целом, смеялась и улыбалась над бокалами шампанского. Оливер поймал взгляд Финн в центре гламурной группы, коллекции самых красивых нью-йоркских энтузиастов искусства.

— Что случилось? — спросил он, когда увидел, как морщинки вокруг ее глаз сморщились.

— Ничего, ничего… — ярко улыбнулась Финн.

— Дай угадаю, Айви не появилась, — сказал он.

Финн кивнула.

— Может, она опаздывает, — сказал он. — Ты знаешь, что такое художники. Дива. И из того, что ты мне рассказал, у Айви большое эго, чем у большинства.

Это был частный ужин для художников, которые были частью выставки красной крови, брошенной их покровителями голубой крови. Там были все: Джонатан Джонатан в своем фирменном клетчатом костюме, Бай Ва-Ву в платье, которое выглядело так, будто было сделано из желтых перьев Большой Птицы, даже девяностолетняя Хершель Сонг, самый опытный и, возможно, самый известный художник в коллекции.

— Да, ты прав, должно быть, это так, — сказала Финн.

— Она появится, — сказал он. — Ты сама сказала мне, что она взбалмошная, и добавила ее в последнюю минуту только потому, что она умоляла о включении.

Оливер старался не чувствовать себя слишком взволнованным. Финн была немного обидчива, когда дело касалось Айви, которая была ее подругой из колледжа, из ее жизни до Ковена, о чем Финн постоянно напоминала ему.

— Да, конечно, это просто вылетело у нее из головы, — согласилась Финн. — Это так неловко. Позволь мне поговорить с ним.

Оливер подошел к Мюррею Энтони, который набивал лицо крабовыми лепешками.

Мюррей нервно улыбнулся ему. — Я знаю, я знаю. Извините. Я пытался, мы пытались выследить ее уже несколько дней. Музей тоже хочет с ней поговорить.

— Что случилось? Она не хочет быть на выставке? Со всеми этими противоречиями?

Оливер взял бокал шампанского с проходящего мимо подноса. Он знал, что цветы — розы, глубоко в цвету — должны пахнуть замечательно, но он ничего не чувствовал.