|
Данная процедура подобна применению искусственного дыхания «изо рта в рот», так же как амнезия подобна утоплению. Вы следите за моей аргументацией? Он не сводит глаз с ее волос. – Все равно я протестую. Она вздыхает, но голос ее остается нарочито ровным и безразличным: – Мистер Грин, я вынуждена заявить вам, что ожидала бы такого отношения от человека культурно недоразвитого. Но от вас – с вашим происхождением и образованностью! – Заявляю протест по моральным основаниям. – Не могу этого принять. Мне нужна помощь вашей психики. – Знаете, может, в данный момент я и не знаю, кто я такой. Но я, черт бы меня побрал, совершенно уверен, что тот, кем я был, никогда в жизни не… – Простите, но это вряд ли можно считать логичным доводом. Вы не знаете, кто вы такой. Отсюда следует, что с равной математической вероятностью вы вполне могли быть неразборчивы в сексуальных связях. С точки зрения статистики могу сообщить вам, что упомянутая вероятность оказывается несколько более чем равной. Учитывая особую социальную среду и ваш род занятий. А он, кстати говоря – и об этом я должна предупредить вас, – характеризуется весьма длительной и хорошо документированной историей вашей неспособности встречать лицом к лицу факты реальной жизни. – Эта чертова баба успела вам наговорить гадостей. – Гораздо менее гадких, чем ваше враждебное к ней отношение. – Просто я не мог вспомнить, кто она такая. – Но вы, кажется, предпочитали смотреть на меня, хоть и вовсе не знали, кто я такая. – Вы показались мне более понимающей. В тот момент. – И более привлекательной? – Он колеблется. – Возможно. – Помолчав, добавляет – Физически. – Выражаясь бытовым языком – вы меня захотели? – Слушайте, я очень болен. Секс – последнее, что могло бы занимать мои мысли. И ради Бога, скажите, чтобы сестра перестала присасываться к моей шее! – А вы предпочли бы, чтобы она присасывалась к другим местам вашего тела? Он молчит. Потом: – Это отвратительно! – Почему, мистер Грин? – Вы и сами прекрасно знаете почему. – Нет. Я вовсе не знаю почему. – Слушайте, уважаемая, я, может, и забыл какие то факты. Но не забыл о приличиях. Если бы я и о них забыл, я бы уже придушил вас обеих. Почти наверняка. Она плотнее прижимает его пальцы к своей груди. – Именно это сильнее всего меня и озадачивает, мистер Грин. Почему ваше столь явное отвращение к нашим методам находит свое выражение лишь в словах? – Не понимаю, что вы хотите сказать. – Вы не сделали ни одной попытки оттолкнуть нас, выскочить из кровати, уйти из палаты. Не совершили ни одного из тех действий, на которые вполне способны. И которые явились бы адекватным физическим эквивалентом состояния вашей психики. – При чем же тут я, если я наполовину еще под наркозом? – Ах вот оно что! Но вы вовсе не под наркозом, мистер Грин. Вы могли так себя чувствовать, когда только начали просыпаться. Но проснулись вы как раз оттого, что я ввела вам антиуспокоительное. Стимулянт. Оно давным давно должно было оказать свое действие. Так что, боюсь, объяснить этим свое бездействие вам не удастся. – Он чувствует себя, словно шахматист, неожиданно угодивший в расставленную ловушку. Доктор снова плотнее прижимает к себе его руку. – Я вовсе не хочу критиковать вас, мистер Грин. Просто задаю вопрос. – Потому что… потому что я же ничего не помню! Полагаю, тот, кто отправил меня сюда, все таки знал, что делает. – Если я правильно понимаю, вы допускаете, что наши методы имеют под собой некоторые основания? – Просто я не выношу вашу манеру вести себя. Некоторое время доктор молчит; потом спокойно убирает его руку со своей груди, чуть отодвигается и поворачивается на другой бок, лицом к нему. |
