Так продолжалось несколько месяцев подряд. Сергей Головкин все сильнее ненавидел свою беспомощность, а вместе с этим и весь остальной мир.

Когда человек делает что-то, невзирая на обстоятельства, он надеется на некоторый бонус или поблажку. Выбирая спутника жизни, институт или работу вопреки воле родителей, он обычно свято убежден в том, что на этом пути не будет особых трудностей, ведь огонь и вода уже пройдены в самом начале. Если при этом работа окажется так себе, в институте не найдется друзей, а супруг окажется вовсе не ангелом с белыми крыльями за спиной, человек воспринимает это как предательство и решает, что сделал неправильный выбор.

Сергей несколько лет боролся за свое право работать с лошадьми, но никому даже в голову не пришло оказать ему поддержку. Он чуть ли не каждый день бывал на ипподроме, общался со всеми этими людьми, улыбался, когда они шутили, всегда старался помочь и исполнял любые поручения, ничего не требуя взамен. Это казалось ему достаточным, чтобы считать их если не друзьями, то хотя бы приятелями. Если в школе или институте кто-то попадал в беду, все вокруг тут же начинали суетиться. Один бежал в аптеку, другой оставался успокаивать пострадавшего, третий предлагал вызвать «Скорую». Воспоминания о таких эпизодах не давали Головкину покоя. Ему же в тот злополучный день никто не предложил помощи. Он бы наверняка от нее отказался, но всем было просто наплевать. Люди кривились от отвращения и отворачивались, увидев его окровавленное лицо.

Мир остался прежним, и нужно было заново учиться в нем жить. Через несколько месяцев Сергей опять сидел за последней партой в аудитории сельскохозяйственной академии. Несколько раз в неделю он выходил на поиски тех парней. Раз за разом Головкину мерещился кто-то похожий, и он собирался выследить обидчика, чтобы размозжить ему череп, но духу приблизиться не хватало. Подступающий к горлу приступ паники заставлял его бежать прочь, а затем по дороге домой он снова и снова вспоминал лица нападавших. С каждой такой поездкой ему становилась все хуже, и одновременно росла ненависть к людям, разрушившим его жизнь.

Как и прежде, фигура Сергея вызывала насмешки у однокурсников, и он старался ни с кем не общаться, чтобы никто лишний раз не заметил его уродств. Для 1983 года он действительно выглядел странно. Молодежь из кожи вон лезла, чтобы достать джинсы или модную куртку, а Головкин одевался, как старик, в несуразные, криво скроенные вещи. Он слушал советскую эстраду и никогда не посещал квартирные концерты или вечеринки. Единственным более или менее актуальным штрихом в его образе были удлиненные волосы, которые он отращивал, чтобы отвлечь внимание от своего лица.

Жил он у родителей, на еду тоже тратиться не приходилось, но денег все равно недоставало. Мать с отцом, как и абсолютное большинство советских людей, считали, что детям деньги в руки давать нельзя независимо от того, сколько этим детям лет. Несколько раз он пытался устроиться на работу сторожем или разнорабочим, но всякий раз через пару дней бросал службу. Ему казалось, кто-то заметил у него отсутствие зубов или прыщи, кто-то смеется у него за спиной. Он понимал, что подобные домыслы могут оказаться неправдой, но вынести этого все равно не мог.

Теперь по вечерам Головкин закрывался у себя в восьмиметровой комнате и ночами напролет смотрел документальные фильмы, которые обычно показывали после одиннадцати и до перерыва в вещании.