|
Но мы богаты, оттого что мы свободны. С утратой вольности иссякнет и самый источник нашего благоденствия, лишь одна она оживляет трудолюбие, изощряет серпы и златит нивы. Нищета и убогость удел недостойных граждан, не умевших хранить вольность – главное наследие предков наших! Скажите «да» послу Иоанна, и еще при жизни вашей увидите вы, как померкнет слава града великого, опустеют концы его, захиреют промыслы и ремесла, и само великолепие его станет баснею народов. Жаждете ли доли такой?
Гулом негодования ответило вече. МАРФА. Теперь ты знаешь, князь, какой ответ принести своему господину. ХОЛМСКИЙ (вновь поднявшись на Вадимово место). Великий князь московский повелел передать вам: буде не внемлете вы гласу благоразумия, будете вразумлены мечом. Все войско Иоанново, готовое сокрушить татар, явится прежде глазам вашим. Вот выбор ваш: смиренье или война. МАРФА. Так говорят с рабами, князь. Нет выбора у нас. Мы всем готовы оплатить свободу нашу – и жизнею своей, и жизнью тех, чья жизнь для нас превыше жизни нашей. (Дмитрию.) В сей ладанке, мой сын, земля твоей земли, согретая святой Вадима кровью. Владели ею твой отец и дед, и прадед. И все сложили головы в боях за нашу вольность. Приемлешь ли ее, мой Дмитрий, ныне, когда хотят нас в рабство обратить? ДМИТРИЙ. Благослови. МАРФА (надевает на него ладанку). Благословенен будь! ХОЛМСКИЙ. Как бы тебе и новгородским женам не пришлось в скором времени люто покаяться в таком благословении сынам своим! ДМИТРИЙ. Ты угрожаешь нам! ХОЛМСКИЙ. Да. Таково мое посольство. Я завершил его. УПАДЫШ. Смерть дерзкому! Умри, московский пес! С моста его! Мужи, ужели стерпим?! Толпа угрожающе придвигается к Вадимову месту. Молодые посадники обнажают мечи. Дмитрий встает между Холмским и разъяренной толпой. ДМИТРИЙ. Сперва меня. С моста. Мечом. Каменьем. ФЕДОР. Кого ты защищаешь, брат? Он дерзнул угрожать Великому Новгороду! ДМИТРИЙ. Я защищаю честь свою и твою. И честь Великого Новгорода. Посол – гость. Бывает ли больше бесчестья, чем для хозяина, в доме которого обидели гостя? ФЕДОР. Но, брат!.. ДМИТРИЙ. Сейчас не брат я тебе. Сейчас я степенный посадник, свободно выбранный гражданами великого свободного города. И властью своей велю: убрать оружие! С дороги – прочь! Толпа расступается. ДМИТРИЙ. Свободен путь твой, князь. Езжай с добром. Но приведись на поле бранном нам встретиться – посмотрим, с кем Бог… Холмский спускается с Вадимова места. Истаивают огни факелов, исчезает гул веча, и вновь Холмский и Дмитрий одни в ночном монастырском притворе. ХОЛМСКИЙ. Мы встретились… ДМИТРИЙ. Бог был с тобой. ХОЛМСКИЙ. Оставим Бога, Дмитрий. Бог с тем, с кем сила. Сила ныне с нами. Вы слишком долго жили в мире и благоденствии. Мы бедствовали и воевали. Трое новогородцев были против одного моего ратника на Шелони. И что ж? Мечи ваши изъела ржа, рука отвыкла. Нет вольности, когда нет сил оборонять ее. Новгород обречен. ДМИТРИЙ. Так мыслишь, что народ мирный и трудолюбивый беззащитен пред варваром, яки овца пред голодным волком? ХОЛМСКИЙ. Выходит, так. Ржа изъела не токмо мечи ваши, но и единство ваше. Попомни вече. Кроме мужей достойных, преданных господину своего, вольному Новгороду, кто яро требовал к ответу мне мать твою Марфу, зная силу слова ее? Кто разъярял чернь убить меня, московского посла, зная, что деяние сие возбудит гнев грозный и праведный Иоанна и даст ему повод к войне? Вернись в тот час, Димитрий! И вновь – вечевая площадь, дымные факелы и грозный ропот толпа. И вновь: ЗАХАРИЙ ОВИН. Пусть Марфа говорит! УПАДЫШ. Как! Марфа? НАЗАРИЙ. Да, Марфа! УПАДЫШ. Внял. Пусть Марфа! Марфа! Марфа!.. Молчание. ДМИТРИЙ. Захарий Овин, дьяк вечевой. Назар, подвойский. Партия не наша. За ними есть еще. То знали мы всегда. |
