— Заковать негодяя в кандалы! — решительно приказал господин де Отвиль.

   Тут Дюпарке шагнул в сторону капитана.

   — Сударь, — обратился он к нему тоном весьма суровым, но и не лишенным еще куртуазности, — должно быть, вы не расслышали, что я только что сказал. Этот человек служит мне, и никто не посмеет даже пальцем его тронуть. Он оказался жертвой недостойной шутки, и если вам угодно найти виновных, то искать их следует среди ваших матросов. Покорнейше прошу вас оставить этого человека в покое, в противном случае вам придется ответить за это, едва вы ступите ногой на землю Мартиники!

   Господин де Отвиль пожал плечами, подал знак матросам, которые тотчас же стали расходиться, а сам, не прибавив и слова, пошел прочь.

   Тогда Жак снова обернулся к Лефору.

   — Ступай помойся, — приказал он ему. — Я было хотел заставить тебя вернуть выигранные деньги, но теперь можешь оставить их себе. Это возместит твои убытки.

   — Ваше превосходительство, — заговорил тут Лефор, — вы уже во второй раз спасаете мне жизнь. И вы увидите, что Могила не какой-нибудь неблагодарный!

   «Проворный» долго плыл по изумрудному морю, пока наконец не бросил якорь у форта Сен-Пьер.

   Уже свернули и сложили на леере паруса, и Лефор, стоя подле Дюпарке, вглядывался в остров, где ему предстояло жить.

   Стены форта купались в ярких солнечных лучах. На набережной быстро собиралась толпа местных жителей. Поначалу они было перепугались, уж не пожаловали ли к ним английские пираты, но быстро разглядели на мачте флаг с золотыми геральдическими лилиями и с нетерпением ждали новостей, которые привез им корабль из Франции.

   Справа и слева от голой, серой, бесплодной горы простирались самые прекрасные и плодородные плантации острова. Можно было различить квадратные лоскутки, засаженные вывезенными из Аравии кофейными деревьями, с узловатыми, гибкими ветвями, усеянными темно-зелеными, блестящими, продолговатыми, заостренными на концах и трепещущими на ветру листочками, в пазухе каждого из которых красовался букетик белоснежных цветков. Виднелись посаженные в шахматном порядке кустики хлопка; участки плантаций какао; растения, недавно завезенные сюда евреем по имени Бенжамен Дакаста. Это были кустарники со стволами, покрытыми рыжеватой корой, и с крупной листвой, среди которой выделялись совсем молодые листики, похожие на нежно-розовые цветы и контрастирующие с длинными, загнутыми желтоватыми плодами, заставлявшими сгибаться под своей тяжестью хрупкие, ноздреватые ветки.

   Кое-где по склонам горы каскадами ниспадали реки. С борта «Проворного» они были похожи на длинных серебристых змей. Это был пейзаж величественный и в то же время дикий, в чьем создании рука человека явно сыграла не последнюю роль, однако невозможно было бы отрицать, что природа с благосклонной терпимостью помогала ему в этом. Она послушно позволяла управлять собою, обуздывать и укрощать…

   Жак не ожидал увидеть ничего подобного. Внезапно он представил себе, насколько придется ему на этой земле изменить своим привычкам, как часто придется делать над собой насилие, дабы заставить забыть сладостные мгновения, проведенные с братом и друзьями во Франции. Однако он был счастлив надеяться, что по крайней мере здесь уже ничто не будет напоминать ему о Мари.

   Капитан тем временем уже отдал приказ спускать на воду шлюпки. И сам подошел к Жаку, предлагая ему сесть в одну из них.

   Дюпарке сделал знак Лефору пройти вперед, а сам склонился перед моряком.