— Да-да, как, черт побери, он мог допустить, чтобы мятеж охватил даже наши войска? Вздумай он и вправду предать меня, то и тогда вряд ли смог бы навредить мне больше, чем сейчас!
— Гм-гм!.. — кашлянул Лагаренн.
— Что это с вами, капитан? — поинтересовался Дюпарке. — Вы хотите мне что-то сказать? Угадал? Ну, давайте же, выкладывайте…
Офицер с явно смущенным видом потер пальцами переносицу, почесал лоб, поскреб в затылке. Снова покашлял, будто и вправду никак не мог найти подходящих слов, чтобы изложить то, что было у него на уме. Однако генерал ни на секунду не спускал с него глаз, и он понимал, что ему все равно не отвертеться. Да и выражение лица генерала — этот лихорадочный взгляд, глубоко ввалившиеся от болезни глаза, заострившиеся черты и восковая бледность — не предвещало ничего хорошего. Если плоть его и стала немощной, то дух и воля остались прежними.
— Ладно, будь по-вашему, — решился наконец Лагаренн, — мне тут и вправду пришла в голову одна мысль, капитан Байардель тоже заподозрил что-то недоброе. В общем, получилось, что мы думали почти об одном и том же, вот почему я решился поговорить с вами… Байардель все никак не мог уразуметь, с чего это Мерри Рул так зачастил в Карбе. Якобы речь шла об устройстве там новой весовой…
Капитан замолк и как-то странно ухмыльнулся. Потом продолжил:
— Что-то не замечал, чтобы прежде майор проявлял такую трогательную заботу о благе колонистов! Якобы этот Пленвиль, что из Карбе, требовал, чтобы там была весовая. Да только все дело в том, что Пленвиль не выращивает у себя ни табака, ни индиго. Зачем тогда ему, спрашивается, вдруг так понадобилась весовая, да еще с приказчиком, которому как-никак придется платить из своего кармана? А что, если Пленвиль заодно с майором и подкупил его какими-нибудь посулами? Может, они уже давно это задумали идействовали с дальним прицелом…
Дюпарке не проронил ни слова. Он размышлял.
— Насчет подкупа, — продолжил Лагаренн, теперь уже ничуть не смущаясь и ведя беседу вполне непринужденно, — это моя догадка. А вот Байардель пошел еще дальше! Он считает, что майор вполне мог быть заодно с мятежниками, всякими Бурле и прочими!
Жак задумчиво покачал головой. Ему было трудно вот так сразу поверить в предательство со стороны человека, которому он оказывал покровительство и которого осыпал должностями и почестями.
— Да вы сами посудите! — возразил он. — Какой смысл Мерри Рулу вредить мне? Ведь без меня он ничто!
— А вот это как сказать!.. — не согласился Лагаренн. — Кто вам сказал, генерал, будто, зная о вашем нездоровье, майор не возжелал прибрать к рукам побольше власти, занять место еще повыше — к примеру, ваше?..
— Послушайте, — вмешалась тут Мари, — ведь и Лефор, помнится, тоже говорил об измене. Он не доверял Мерри Рулу.
— Лефор! Лефор! — воскликнул Лагаренн. — Нет ничего удивительного, Лефор терпеть не может майора. Ведь Лефор — флибустьер, а у Рула только и разговору, как бы перевешать всех флибустьеров. Уверяю вас, дружочек, будь его воля, он бы вздернул Лефора на виселицу без лишних разговоров и без малейших угрызений совести! И часу не прошло бы после того, как тот спас нас от дикарей!
Лагаренн с Мари с одинаково осуждающим видом хранили полное молчание. И тут внезапно генералом овладел какой-то приступ ярости. Он резким движением откинул одеялои воскликнул:
— Нет, все это, наконец, нестерпимо! Я сам поеду в форт! И даже в Прешер! Если меня и вправду предали, можете не сомневаться, я докопаюсь до истины! И пусть остерегутся те, кто не смог сохранить мне верность! Они понесут такое наказание, о котором не могут помыслить и в самом страшном сне! Вы, капитан Лагаренн, немедленно спускайтесь в Сен-Пьер. |