|
Даже ваш отец, может быть, если бы попал в подобную ситуацию. Я не имею права упрекать его за это.., тем более что он все-таки оставил мне жизнь, которой, впрочем, я не могу особенно похвастаться. Я предпочел бы, чтобы он оставил в живых мать, а меня уничтожил, меня, чудовище, которое обесчестило его... И столько было горечи в низком и печальном голосе последнего из Сант'Анна, что в Марианне что-то всколыхнулось. Она вдруг ощутила комизм их положения, когда они напряженно стояли друг против друга посреди обширного, почти пустого зала, и, пытаясь улыбнуться, она указала на нишу у окна, где стояли два каменных кресла, покрытых подушками. - Не хотите ли присесть, князь? Нам будет удобней разговаривать.., и у нас есть что сказать друг другу. Это займет много времени. - Вы полагаете? У меня нет намерения, сударыня, заставить вас долго терпеть мое присутствие, которое может быть для вас только тягостным. Поверьте, если бы обстоятельства сложились иначе, я никогда не согласился бы открыть вам свое лицо. Вы считали меня мертвым, и так было, без сомнения, лучше, ибо вы сильно пострадали из-за меня, хотя я и не желал этого! Бог мне свидетель в этом: со времени нашей свадьбы я от всего сердца желал, чтобы вы обрели если не счастье, то по меньшей мере покой и мир в душе. На этот раз улыбка Марианны была непринужденной, и, поскольку князь не шелохнулся, она преступила свою гордость и первая сделала шаг к нему. - Я знаю это, - сказала она тихо. - Но присядьте, прошу вас! Как вы сейчас напомнили.., мы женаты. - Это так мало! - Вы считаете? Для соединившего нас Бога нет ничего малого.., и мы можем быть по меньшей мере друзьями. Разве вы не спасли мне жизнь в ту ночь, когда Маттео Дамиани пытался убить меня возле разрушенного храма? Разве не вы освободили меня, убив его в Венеции? - А разве вы не вернули, мне долг, спасая меня от бича Джона Лейтона? - отпарировал он. Однако он перестал сопротивляться и позволил увлечь себя в нишу, еще залитую красным светом солнца. Оказавшись близко к нему, Марианна снова ощутила запах лаванды и шафрана, запомнившийся ей с прошлой ночи, мимолетное воспоминание о странных событиях той ночи, забытых из-за неожиданной новости. Она не могла удержаться, чтобы не задать внезапно загоревшийся на губах вопрос. - Так это вы, не так ли, похитили меня вчера вечером у Ревекки? Княгиня Морузи сказала мне... - Я и не думаю отрицать. Это действительно был я. - Но почему? - Это было вызвано, сударыня, теми обстоятельствами, на которые я сейчас намекал, и без которых вы могли бы продолжать считать меня мертвым. Они заключаются в одном слове: ребенок! - Ребенок? Снова печальная улыбка, придававшая глубокое очарование его, пожалуй, слишком безукоризненному лицу. Марианна, которая могла теперь рассмотреть его вблизи и при ярком свете, удивилась такому же непроизвольному ощущению восхищения, какое она испытала, обнаружив его на палубе "Волшебницы моря". "Бронзовое божество.., великолепное животное..." - подумала она тогда. Но это божество оказалось на глиняных ногах, а животное - раненым. - Разве вы забыли о мотиве нашего брака? Когда мой старый друг, Готье де Шазей, рассказал мне о своей крестнице, она носила ребенка от Наполеона. Сделав ее своей женой, я получал наследника, достойного продолжать наш древний род, ребенка, на которого я не смел надеяться и которого я навсегда отказался произвести на свет, чтобы не продолжать действие нависшего над нашим родом проклятия. |
