|
Что касается Османа, управляющего Хюмайунабадом, его нигде не было видно... "Может быть, они устроили стачку?" - с раздражением подумал Жоливаль, удивленный этой западной редкостью, внедрившейся в такой прочный феодальный мир, как османский. Но если стачка имела место, эта проблема касалась Турхан-бея, а у виконта было и без того много дел. Он отправился на поиски донны Лавинии, чтобы узнать, проснулась ли Марианна и можно ли к ней войти. Но он напрасно стучал в дверь экономки, никто не откликнулся. В том, что донна Лавиния не у себя, не было еще ничего тревожного. Без сомнения, она находилась возле своей хозяйки или же занималась с малышом. Словно предчувствуя что-то, Жоливаль осторожно приоткрыл дверь детской и заглянул внутрь. То, что он увидел, заставило его нахмурить брови, потому что тщательно прибранная комната не только имела нежилой вид, но из нее исчезла колыбель младенца... Все больше приходя в волнение, Аркадиус, не теряя времени на обход по крытой галерее, бросился по коридору, соединявшему комнаты экономки и ее хозяйки, и как пушечное ядро ворвался к Марианне. Молодая женщина с распущенными по плечам волосами стояла в ночной рубашке до пят, придававшей ей вид белой дамы из шотландских легенд, посреди комнаты, прижимая к груди что-то похожее на лист бумаги. Из ее широко открытых и странно неподвижных глаз на грудь стекали ручейками слезы, но не слышалось ни единого рыдания. Она плакала, как плачет источник, но с безнадежностью, пронзившей сердце ее старого друга. А под миниатюрными пальцами ее голых ног что-то сверкало, что-то зеленое, похожее на тонкую сказочную змею. Она до такой степени напоминала скорбящую мадонну, что Жоливаль ощутил приближение катастрофы. Очень тихо, даже затаив дыхание, он приблизился к дрожащей молодой женщине. - Марианна! - прошептал он, словно боясь, что звук его голоса только усугубит ее страдание. - Дитя мое.., что с вами? Не отвечая, она протянула ему бумагу, которую прижимала к себе. - Читайте! - сказала она только. Машинально расправив лист, Жоливаль поднес его к глазам и увидел, что это было письмо. "Сударыня, - писал князь Сант'Анна, - так же, как сегодня вечером, когда мне помешали, я с благодарностью воздаю должное великолепному способу, каким вы исполнили часть соглашения, связывавшего вас со мной, и я никогда не смогу выразить ту глубокую признательность, которую храню к вашей особе. Теперь мне надлежит сдержать и свои обещания... Я уже сказал вам, вы свободны.., полностью свободны и останетесь свободной и дальше, когда вы пожелаете отправиться во Флоренцию, где мои доверенные, мадам Ломбарди и мадам Фоско Грацелли, получат необходимые распоряжения, чтобы как можно лучше исполнить все ваши желания. Сегодня вечером я забираю с собой сына, чтобы больше не навязывать вам соседство, которое, как мне сказали, для вас еще более тягостно, чем я мог предположить. Вдали от него и от меня вы гораздо быстрей восстановите здоровье и скоро забудете - я могу только желать этого - то, что с годами станет, может быть, просто неприятным инцидентом, память о котором мало-помалу сгладится. Если все-таки.., получится иначе, если однажды у вас появится желание увидеть того, кому вы только что дали жизнь, знайте, что ничто, никто и никогда не сможет лишить вас права быть его матерью.., матерью, память о которой будет в нем поддерживаться. Но когда вы, сударыня, примете другое имя, вы по-прежнему останетесь в сердце ребенка княгиней Сант'Анна, так же, как и в памяти того, который желает навсегда остаться вашим другом, вашим супругом перед Богом и вашим покорным слугой. |
