|
Нагнувшись, он ближе увидел то, что показалось ему маленькой блестящей змейкой и что Марианна топтала ногами, подобно Божьей матери, раздавившей голову демона: великолепное колье из изумрудов и бриллиантов, которое он поднял и стал перебирать между пальцами. Догадавшись, что это последний княжеский подарок, он воздержался от вопроса, но уже Марианна с внезапным гневом вырвала у него из рук драгоценность и яростно бросила под кровать. - Оставьте его! Это цена, которую он заплатил мне. Не хочу видеть... - Вы с ума сошли? У князя и в мыслях не могло быть, чтобы заплатить вам, я уверен в этом. - А что же тогда? Для него я только сумасбродка, продажная женщина. До этого, считая, что кучкой драгоценностей легко компенсировать утрату ребенка, - только один шаг. О! Я ненавижу его.., я всех их ненавижу, мужчин! Слепо навязывать свою волю, драться, начинать идиотские войны, в которые все они бросаются, словно это величайшее наслаждение, ничуть не заботясь о том, что остается за ними, - это они умеют! Какая же необходимость в сыновьях, которых ожидает такая же участь? - Успокойтесь, Марианна! Вам не удастся переделать мир, и вы только доведете себя до болезни... - Ну и что? Что за важность, если я даже умру? Кого это огорчит.., кроме вас, быть может? Язон не лучше других. Он терзал меня, грубо обращался, чтобы вынудить забыть мой долг перед родиной, он относился ко мне хуже, чем к рабыне на его фамильной плантации, и теперь он оставляет меня здесь, он бросает меня, чтобы мчаться на войну, которая еще даже не объявлена и которой, может быть, и вообще не будет. Вы думаете, он озабочен моими слезами, моим горем или - глупо подумать - тем, каким образом я совершу это гигантское путешествие, чтобы встретиться на другом конце света с ним? Кто скажет, что корабль, который нас повезет, не попадет в руки бандитов вроде Кулугиса? Но в предвкушении боев, которые он так обожает, это является мелочью в глазах Язона Бофора. В эту минуту он радостно плывет к своей дорогой Америке... Жоливаль воспользовался случаем. Ведь это был выход, чтобы извлечь Марианну из когтей отчаяния, в которых она билась. Он слишком хорошо знал ее легковозбудимый характер, обязанный этим смешению в ее жилах французской и английской крови, чтобы не сомневаться, что известие о грозящей сейчас Язону опасности моментально затмит все остальное. Ибо даже если в эту минуту память о корсаре уступила место свежей привязанности к малышу, чувства Марианны не могли измениться за такое короткое время. Она по-прежнему любила его, и гнев ее был только лишним доказательством этого. - Радостно? Это меня удивило бы, - сказал он. - Он вовсе не плывет к Америке. Я сказал бы, что он повернулся к ней спиной. Как он и предполагал, гнев Марианны мгновенно сник, как паруса корабля, попавшего в штиль. Его место заняло старое беспокойство, ставшее уже привычным, когда дело касалось ее трудной любви. Но он не оставил ей времени задать хоть один вопрос и торопливо рассказал обо всем, что произошло возле Девичьей башни. Он едва закончил, как Марианна, забыв, что она еще слабая и не имеет права покидать свою комнату, бросилась наружу и, даже не проверив свои силы, поспешила к тандуру... Далеко она не ушла: в крытой галерее она ощутила слабость, зашаталась и упала бы, если бы следовавший за ней Жоливаль не поддержал ее. - Не будьте дурочкой. Позвольте отвести вас к себе. Но она бросила на него гневный взгляд. - Если вы сейчас же не проводите меня в тандур, мы в жизни больше не увидимся, Жоливаль! Ему пришлось подчиниться. |
