Чудесно засветились и заискрились Иоанн и Сергей Алексеевич. Виктор приумолк, я рада была, что он не перебивал разговора шутками и что и ему было интересно послушать.
Иоанн заметил красивое движение руками О<тца> С<ергия> около протянутой на балконе веревки. Хотел незаметно показать мне – обратить мое внимание, а я, то же самое ему, и оба это поняли. Он весь вспыхнул от радости. А когда О<тец> С<ергий> уходил, я начала было, но не успела сказать (хотела, чтобы Иоанн проводил О<тца> С<ергия>). Иоанн сказал О<тцу> С<ергию>: «Я провожу вас».
Потом он вернулся, и мы вспоминали разговор за столом – то одно, то другое, не по порядку и удивлялись, как вспоминалось и говорилось одновременно.
О стихиях огня, воздуха, земли и воды. О средневековых аутодафе, ведьмах, инквизиции. О христианстве огнем и мечом. О выставке негритянских тотемов идолов и об игрушках, вырезанных из дерева. Иоанн зарисовал почти все экспонаты этой выставки, оторваться не мог.
Об осмотре Троцким лаборатории ВЭИ – Павла Алекс<андровича> Флоренского с электрическим колесом, искусственной грозой в лаборатории, о колкости и ломкости воздуха, об опыте с «деревом» … О книге Флоренского об электричестве. О спектакле Петрушек для Павла Алекс<андровича> и Василия Мих<айловича> (брата жены Флор<енского>) в доме Ефимовых. О книге Нины Яковлевны (о Петрушках). О праздновании дня Ивана Купалы в Глинкове. Пили вино в поле на сенокосе. Осы искусали всех, а Ив<ана> Сем<еновича> не трогали. Он обиделся, а потом понял – осы не кусали его, потому что он именинник. И собаки его никогда не кусали.
…«Вы и представить себе не можете, как я вам рад». Эту фразу друг другу мы начали одновременно, только он закончил ее (или остановился) на слове «рад», а я с разбега докончила: «…Рада сегодня».
И потом я поняла: как раньше была бы я растворена (потрясена), какое значение имел бы для меня этот почти дуэт – в течение всего дня – с утра на балконе и до позднего вечера.
Я и была рада, но чуточку издали, издалека. Как через чистейшее тонкое совсем прозрачное стекло.
18 июля. Старая Русса
О. Бессарабова – В. Виткович Затеплинской
Радость моя, Валечка, я записала рассказы в преданиях о Старой Руссе , об Ильмень озере, Волхове, Новгороде, реке Полиссе (Полесье?). Как хотела бы я побыть с тобой в этих краях.
Я хорошо устроена – в хорошей комнате на втором этаже дома со старым садом – сад этот мне больше нравится, чем парк курорта, подчищенный и людный.
Перечитала уже напечатанную книгу Нины Яковлевны «Записки Петрушечника» – книгу, которую я знала еще в рукописи автора. Книжка, как и сама Нина Яковлевна, талантлива, умна, своеобразна. Чудесная книга.
Хожу в белую церковь на высоком зеленом холме. Как у нас умеют хорошо поставить церкви (выбрать место). Не мешает мне даже несколько фатоватый священник. Слушаю богослужение раскрытым сердцем. Я очень стараюсь, Валечка, быть «как следует». Я хотела бы, чтобы брат умер. Я слышала, что больных бьют, применяют физическое насилие. Не уныние, а непреодолимое и не проходящее ни на минуту неподъемное горе о нем. Люби меня, Валечка, очень люби меня.
В церкви я слышала от 80 летнего священника чудесный рассказ об одном монахе, который ухаживал за больными – усердно, терпеливо, неутомимо и кротко. Он пропускал иногда церковные службы, не строго соблюдал посты, братия жаловалась на его леность и небрежность к службам и постам. Старец же поклонился тому монаху и сказал ему: «Молись о нас грешных». Уход за больными старец ставил наравне с богослужением. |