Шеф потер подбородок.

— Мне интересно, что говорится в уголовном кодексе по поводу преднамеренной кражи личного имущества и часов с дарственными надписями… — возразил мой друг.

— Не было у меня никакого намерения, — запротестовал я. — все произошло слишком быстро, я не успел сообразить. Когда я увидел, что часы еще у меня, было уже поздно. На моем месте ты бы сделал то же самое.

— На твоем месте я бы скончался от сердечного приступа, — уточнил Шеф, который был человеком слова, а не дела. Ты с ума спятил — вломиться в чужой дом в погоне за демонической кошкой. Представь, каких бацилл ты мог подцепить от этой твари.

Мы какое-то время молчали, прислушиваясь к отдаленному эху дождя.

— Ну ладно, — сказал Шеф. — Что сделано, то сделано. Ты же не собираешься туда возвращаться?

Я улыбнулся.

— Один — нет.

Глаза моего друга чуть не выскочили из орбит.

— Ну уж нет! И думать забудь!

В этот же вечер после окончания занятий мы с Шефом выскользнули через кухню и пошли по таинственной улочке, которая вела к особняку. На мощеной брусчаткой дороге были лужи и опавшая листва. Небо угрожающе нависало надо городом. Шеф, которому явно было не по себе, побледнел больше обычного. Когда я вновь увидел это затерявшееся в прошлом место, мой желудок сжался до размеров горошины. Тишина была оглушительной.

— Думаю, нам лучше развернуться и пойти прочь отсюда, — сказал мой друг, замедляя шаги.

— Ты трусливее зайца.

— Зайцев недооценивают. Они занимают важное место в цепочке питания.

Вдруг ветер донес до нас звон колокольчика. Шеф потерял дар речи. За нами пристально наблюдали желтые глаза кота. Внезапно он зашипел как змея и высунул когти. Шерсть на загривке встала дыбом. Кот ощерился, обнажив клыки, которые за несколько дней до этого оборвали жизнь воробья. Отдаленная вспышка молнии прочертила контур кратера на небесном своде. Мы с Шефом посмотрели друг на друга.

Пятнадцать минут спустя мы уже были на территории интерната и сидели на скамейке у пруда возле церкви. Часы были в кармане моей куртки. Тяжелые как никогда.

Я не покидал пределов школы до конца недели. В субботу на рассвете я проснулся оттого, что мне снился голос из граммофона. За окном Барселона одевалась в алые одежды рассвета, освещавшего лес антенн и плоских крыш. Я встал с кровати и взял злосчастные часы, вокруг которых вертелись все мои мысли на протяжении последних дней. Мы с ними посмотрели друг на друга. Наконец я пришел к выводу, что мы сомневаемся, только когда сталкиваемся с абсурдными ситуациями. Пора покончить с этой нелепицей и вернуть часы.

Я тихо оделся и на цыпочках пошел по темному коридору четвертого этажа. Никто не заметит моего отсутствия до десяти, а то и одиннадцати утра. К тому времени я уже вернусь.

Снаружи улицы лежали под покрывалом алого тумана, который часто спускается на Барселону во время рассвета. Я прошел до улицы Маргенат. Вокруг меня постепенно пробуждалась Саррья. Блеклые тени окутывали район, ловивший первые лучи и вплетавший их в свой золотой нимб. Фасады домов проглядывали сквозь завесу тумана и пожухлой листвы, которую ветер нес в неизвестном направлении.

Вскоре я нашел нужную улицу. Я немного постоял неподвижно, впитывая в себя окружающую тишину и умиротворение, царившие в этой потерянной части города, и почувствовал, что мир останавливается, как те часы, что лежали у меня в кармане, и вдруг услышал за спиной какой-то звук. Я обернулся, и моим глазам предстало зрелище, которое надолго лишило меня сна.

Глава третья

Из плотной пелены тумана медленно выехал велосипед.