— Ну и что же? Приверженец палача Суллы не должен жить!

И, подозвав Сертория, повелел:

— Разослать соглядатаев по всем улицам, на дороги, в виллы, в окрестные деревни! Пусть ловят беглецов и убивают их!

Коллега Мария по консульству Лутаций Катул, лучший друг Суллы, ожидал в своем таблинуме приговора.

Он ходил взад и вперед, бросая рассеянные взгляды на папирус и пергамент: он прекратил работу над XII книгой своей истории и думал, что Марий непременно отомстит ему за дружбу с Суллой и за триумф над кимбрами.

Молодая эфиопка, любовница его, вошла в таблинум:

— Господин мой, некто желает тебя видеть. Катул вышел в атриум. Незнакомый человек, бледный, взволнованный, прерывисто зашептал:

— Марий сказал так: «Он должен умереть».

— Кто ты?

— Ойней, вольноотпущенник Суллы.

— Пусть боги воздадут злодею за кровь! И повернулся к эфиопке:

— Вели отнести в кубикулюм вина и разожги побольше угольев…

Эфиопка растерялась и, вдруг поняв, заголосила, бросилась к его ногам:

— Мы упросим Мария, мы спасем тебя… Беги, господин!

— Нет, я устал от этой борьбы.

Прошел в таблинум, собрал свои манускрипты и отнес в кубикулюм; потом хлопнул в ладоши.

— Что еще прикажет господин? — молвила эфиопка, входя с жаровнею в руке.

Синеватое пламя мигало неровными огоньками, и через несколько минут тяжелый запах угара распространился в кубикулюме.

— Налей вина в фиалы и уходи, — вымолвил Катул, вдыхая полной грудью удушливый чад, — манускрипты отдашь консулу Люцию Корнелию Сулле. Помнишь его?

— Господин мой, умоляю тебя…

— Возьми мои книги… Постой…

Он задыхался. Сделав, по обычаю самоубийц, возлияние Меркурию, он опорожнил фиал и, обняв любовницу, тотчас же оттолкнул ее:

— Уходи!

Улегся на ложе. Надвигалась тяжелая дремота. Грудь отяжелела, он с трудом дышал, кружилась голова. Хотел привстать, чтобы взять второй фиал, но мозг как будто сжался в сверлящий болью комок, мысли, казалось, иссякли, и только обрывки пролетали так быстро, что он едва мог уловить их: «Сулла… легионы… медный бык..: кимбры…» Сердце прыгало, как бы подбираясь к горлу, а в ушах стоял звенящий шум: Катул засыпал.

XXII

Марий с сыном, Цинна, Фимбрия и Карбон находились всё время на улицах и натравливали воинов на подозрительных граждан.

Пять дней и пять ночей в Риме происходила страшная резня; затем она перекинулась на италийские города, виллы и деревни и несколько месяцев не утихала..

Мульвий нашел Мария на форуме. Полководец смотрел, как бардиэи, поймав двух сенаторов, били их гибкими прутьями. Старики надрывно вопили.

Подбежал Гай Флавий Фимбрия. Это был молодой щеголь, жестокий, заносчивый, корыстолюбивый. Ои мечтал о богатстве и власти, и жертвами его были преимущественно состоятельные люди.

— Друзья Суллы перебиты, — воскликнул он, — консул Октавий умерщвлен! Поверив окружающим его халдеям, что ничего дурного с ним не случится, он остался в городе и удалился на Яникул: рабы несли его на консульском кресле, и патриции из знаменитых фамилий окружали его. Октавию отрубили голову… Что прикажешь сделать с нею?

— Прикрепить к ростре… А скажи, все ли приверженцы Суллы уничтожены?

— Увы, большинство бежало! Но не сердись, мы их выловим…

— А Квинт Лутаций Катул? — вспомнил Марий, и медвежьи глаза его злобно сверкнули. — Убит?

— Не знаю, — сказал Фимбрия.