— Эти люди говорят, что ясно слышали, как вы сказали: «Самое время разжечь костер на рыночной площади Сен-Пьера! Пусть я сдохну от чумы, если завтра или послезавтра не загорится какой-нибудь винокуренный завод!» Разве это не ваши собственные слова? — Окинув бывшего пирата уничтожающим взглядом, Лапьерье продолжал: — На вас, Лефор, поступили многочисленные жалобы. Вот передо мной письмо, в котором требуют вашего увольнения из армии, потому что вы оказываете на солдат дурное влияние. И в довершение всего я узнаю, что в пьяном состоянии вы подстрекали к неповиновению властям и к нападению на склады Американской островной компании. В прошлую ночь были также разграблены и сожжены амбары управляющего Лосперана. Весь остров в состоянии анархии, и виноваты вы!
При этих словах Бильярдель выступил вперед и встал рядом с другом.
— При всем уважении к вам, господин губернатор… — начал он.
— Молчите, капитан. Я разговариваю с Ивом Лефором.
Но Бильярдель упрямо повторил:
— При всем уважении к вам… Я тоже желаю кое-что сказать об Иве Лефоре. Подлец, передавший вам его слова, — бессовестный лгун. Я был с Лефором, когда он их произнес. А напали мы на негодяев, потому что они подготавливали заговор.
— Это не имеет значения! — отмахнулся Лапьерье. — Поговорим об этом позднее. А сейчас нас интересует Ив Лефор. Разве дадут порядочному и честному человеку прозвище «Гробовая Доска».
У Лефора побагровело лицо и вздулись вены на шее. Казалось, что они вот-вот лопнут.
— Пусть меня повесят, — взревел он в бешенстве. — Пусть меня повесят, если раньше кто-нибудь, сказавший мне подобные вещи, мог похвастаться, что дожил до следующего дня. Черт возьми, господин губернатор, защищайтесь! — Выхватив шпагу и неистово размахивая ею, Лефор, не унимаясь, гремел: — Несколько лет назад, когда мы впервые встретились, вы хотели вздернуть меня на рее! Теперь вам придется заплатить и за это.
Вскочив с кресла и тыча пальцем в бывшего пирата, Лапьерье крикнул:
— Капитан Бильярдель, я приказываю вам арестовать этого человека!
Изумленный до крайности, Лефор опустил шпагу, а Бильярдель решительно заметил:
— Жаль, господин губернатор, очень жаль. В течение четверти часа я напрасно искал возможности высказаться, однако из-за вашей перепалки с Ивом Лефором я не мог вставить ни единого слова. Жаль, что вы не захотели выслушать меня, иначе вы узнали бы, что ровно четверть часа назад я перестал служить в армии. Перестал в тот момент, если быть точным, когда вы обвинили моего товарища Лефора в измене! Я находился вместе с ним в таверне и делал то же самое, что и он… Вы можете нас арестовать или, вернее, можете попытаться нас арестовать, но бессмысленно приказывать мне взять под стражу Лефора. Этого я никогда не сделаю.
После короткой, но драматической паузы, Бильярдель уже более примирительным тоном продолжал:
— Господин губернатор, вас, мне кажется, нарочно ввели в заблуждение. Напрашиваясь на ссору с моим другом Лефором, вы ведете себя так, будто вовсе не заинтересованы в обнаружении истинных виновников… будто вполне сознательно играете им на руку… Вернись генерал дю Парке сегодня вечером, как бы он оценил проводимое вами расследование? Он никогда бы не довольствовался одними злобными сплетнями, а выслушал бы все стороны: раненых участников схватки в таверне, Лефора и меня, а потом устроил бы между нами очную ставку с целью выявления подлинных обстоятельств случившегося.
— Передо мной, — вздохнул Лапьерье, — записка весьма благородной дамы, близкого друга генерала, в которой она просит меня уволить Лефора.
— С каких это пор, — спросил Бильярдель, — губернаторы Мартиники стали получать приказы от женщин?
— Но это не какая-то обыкновенная женщина!
— Тем больше оснований игнорировать ее просьбу. |