— Не исключаю такой вероятности.

— Вот видишь! Проанализируешь прошлое, составишь бизнес-план на будущее… И просто отдохнешь…

Что-то новенькое! До сих пор ВПЗР ни секунды не заботилась о моем отдыхе. Наоборот, я по сто раз в неделю получала метку «праздной овцы, у которой каждый день — еврейская суббота». Не-ет, меня не проведешь!..

— Мне почему-то кажется, что ваш Талего — то самое место, где вы вполне смогли бы обойтись без меня. Вы же сами намекали на loneliness. И даже на solitude!

Упоминание об одиночестве нисколько не смутило ВПЗР. Ничего удивительного, если учесть, что единственный вид одиночества, который она приемлет, — одиночество публичное.

— Я и собираюсь проводить время в благословенном solitude. Ты будешь нужна лишь для поддержания контакта с аборигенами. Я ведь совсем не знаю испанского…

— Разговорника вполне хватит на первых порах. Я как раз прихватила с собой разговорник. Прекрасное издание…

— Не пойдет. Формальный испанский мне ни к чему. Мне нужен живой, пропущенный через сердце язык. Со всякими лингвистическими штучками, утепляющими сюжет.

— Типа «мьерды»?

— Ха-ха! Типа «мьерды», да! Ты смотришь в самый корень.

«Мьерда» — единственное испанское слово, которое удосужилась запомнить ВПЗР. Более того, она произносит его без всякого акцента. Примерно так же, как Катушкин произносит свое «шайзе». И то, и другое означает «дерьмо».

— Только так мы сможем расположить к себе этих чертовых аборигенов. — При упоминании об аборигенах, как составной части ненавистного человечества, ВПЗР морщится. — Лингвистические штучки, прибамбасы и фигулины.

— Вы их расположите и без фигулин. Одним только «мьерда». Но и без «мьерда» вы — удивительно располагающий к общению человек.

— Ты так считаешь?

— Абсолютно в этом уверена. Так что мои услуги на Тале го вам вряд ли понадобятся. Я вам буду только мешать.

В общем-то, ВПЗР — бабец умный, а где-то даже — мудрый, а где-то даже — со слегка зашкаливающим IQ (без этого такую уйму вполне достойных книг не напишешь). Но на лесть она ведется как конченая дура, как продавщица отдела нижнего белья. И чем кондовее лесть — тем быстрее ведется! И сейчас бы повелась, если… Если бы на Талего, гребаном острове, ей не пришлось бы решать свои гребаные проблемы в одиночку.

Решать проблемы в одиночку — вот что ее до смерти пугает! Конфликт интересов налицо. Быстренько взвесив все «за» и «против», ВПЗР включает Лулу.

Лулу — чудный мальчуган с реликтовой французской рекламы бисквитов «Lefèvre-Utile». Что это за фирма и что это за бисквиты, я и понятия не имею, выпускались они еще в Первую мировую. Винтажная жестянка с Лулу была украдена ВПЗР из маленького магазинчика в Барселоне. Не знаю, стоило ли рисковать репутацией из-за десятиеврового Лулу? ВПЗР считает, что стоило, один орден на его рисованной цыплячьей груди стоит дороже. Вроде бы это легендарный CROIX DE GUERRE — военный крест 1915 года. Но не исключено, что и медаль «От благодарной Франции» неизвестно какого года. Во всем остальном Лулу — самый обыкновенный мальчик, хотя и чуть более умилительный, чем следовало бы. Белый беретик, красно-синяя пелеринка (о, эти национальные цвета!), высокие ботиночки на шнуровке и корзинка с печеньем в руках. Лулу жрет бисквит и смотрит на тебя таким проникновенным взглядом, что хочется сделать для него все возможное и невозможное: купить радиоуправляемую модель яхты Абрамовича, усыновить, впихнуть в Йель по достижении призывного возраста и переписать всю зарубежную недвижимость на его имя.