– Верно, Джонни, – признал марсианин. – Покажешь себя даже большим болваном, чем всегда был.

Опять встрял второй:

– Что ж вы не садитесь играть? Мы вам поможем, всем играющим.

Тримбл поднялся.

– Один твой, Гарри, – со злостью бросил он. – Я возьму второго. Если радио сказало правду, мы не сможем их выбросить. Но попытаться не мешает...

Не помешало. Но и не помогло.

6

Во всех странах в ту ночь – или в тот день, если говорить о восточном полушарии, – максимальные людские потери были среди солдат.

На всех военных объектах караулы применили оружие. Одни часовые кричали: «Стой, кто идет!» а потом стреляли, но большинство открывало огонь сразу и палило до опустошения магазинов. Марсиане смеялись, да еще и подзуживали их.

Солдаты, не имевшие под рукой оружия, побежали за ним. Некоторые взяли гранаты. Офицеры использовали пистолеты.

В результате среди солдат началась жуткая бойня, а марсиане пострадали разве что от грохота.

Самые же страшные моральные муки испытывали офицеры, ответственные за секретные военные объекты. В зависимости от остроты своего ума они быстро или медленно понимали, что нет больше никаких секретов. Только не от марсиан. А поскольку марсиане обожали сплетничать, то и вообще ни от кого.

Дело даже не в том, что они интересовались военными делами как таковыми. В сущности, на них не произвели никакого впечатления ни дислокация установок для запуска ракет с ядерными боеголовками, тайных складов атомных и водородных бомб, ни знание секретных документов и тайных планов.

– Слабовато, Джонни, – сказал один из марсиан, сидя на столе генерала, командующего базой Эйбл, в те времена наглухо засекреченной. – Слабовато. Со всем, что у тебя есть, ты не справишься даже со стойбищем эскимосов, если они будут знать, как вахрать. А мы можем их научить, учитывая все ваши игрушки.

– А что такое это ваше вахрание?! – рявкнул генерал.

– Не твое собачье дело, Джонни. – С этими словами марсианин повернулся к одному из своих; всего в кабинете их было четверо. – Эй! – позвал он. – Квимим к русским, посмотрим, что есть у них. А заодно расскажем им кое‑что.

Двое марсиан исчезли.

– Послушай, – сказал третий четвертому, – вот это цирк! И принялся читать вслух сверхсекретный документ из запертого сейфа в углу комнаты.

Его коллега презрительно рассмеялся.

Генерал тоже рассмеялся, но без презрения. Он так и смеялся, пока два адъютанта тихонько выводили его.

Пентагон превратился в сумасшедший дом, равно как и Кремль, хотя, надо признать, ни одно из этих зданий особо не привлекло к себе марсиан.

Марсиане были так же беспристрастны, как и вездесущи. Никакие места не интересовали их больше других. Белый ли Дом, публичный ли – не имело значения.

Ничто не интересовало их больше или меньше, будь то объекты в Нью‑Мексико, где строилась космическая база, или подробности сексуальной жизни беднейшего кули из Калькутты.

И повсюду, всеми возможными способами, они нарушали приватность. Я сказал «приватность»? Она просто перестала существовать.

И, разумеется, стало понятно, даже в ту первую ночь, что пока марсиане будут развлекаться, не будет покоя, не будет конфиденциальности ни в личных делах, ни в интригах правительств.

Их интересовало все, что касалось нас – индивидуально или в общем – все их смешило или вызывало отвращение.

Предметом исследований марсианской расы был человек. Животные сами по себе не интересовали их, однако они охотно пугали и дразнили животных, если это доставляло людям неприятности или прямой вред.

Лошади особенно боялись марсиан, и езда верхом – будь то ради спорта или ради передвижения – стала не то что бы опасна, а просто невозможна.