Джил отпрыгнула, таща за руку Барка. Во всем саду на секунду все замолкло, а потом раздался дьявольский хор рычания и криков, которые были ужасающе человеческими и ужасающе нечеловеческими, и совсем рядом голос Джил, присоединившийся к этому вою и беспристрастно напевавший:
- Шанга! Шанга!
Только тут Винтерс понял, что хотела сказать Фанд по поводу Марса. В то время, как Джил, опустив голову, тащила его между деревьями, через лужайки, он, наконец, осознал, что этот сад Шанга не что иное, как зоопарк, где жители Марса могли видеть, какими дикими животными были их экономические завоеватели. Он ощутил жгучий стыд и боль.
Дегенерировавшие обезьяны, бегающие голыми под деревьями, покорные рабы огня Шанга!
Он зарычал, чтобы заставить Джил остановиться. Она ускорила бег, так что ему пришлось бороться с ней, погружая пятки в землю. Она беспрерывно повторяла:
- Шанга!
К ним бросился высокий антропоид-самец из древней эпохи. Из его глотки вырывались экстатические звуки. За ним бежали такие же, как он - в той же стадии эволюции. Они схватили Винтерса и очаровательное серебряное создание, бывшее раньше Джил и поволокли за собой. Винтерс отбивался, но тщетно: дикие, мохнатые тела крепко его сдавили.
Пока они приближались к центру сада, к ним присоединялись другие. Глядя на них, Винтерс испытывал тошноту. Это была вальпургиева ночь, фестиваль богохульства. Он попал в ловушку, в безвыходное положение, которое вело его прямиком к разрушению.
Та, что была Джил, прошла еще короткую дорогу, и такие как она были приемлемы, поскольку были еще людьми. Винтерс знал, что он и сам такой же, поэтому он и не испытывал к ним особого отвращения. Но другие… все были стадии приматов.
Бесформенные животные с волочащейся походкой, мохнатые, с деформированными черепами и маленькими красными глазками, с улыбкой-гримасой, обнажающей желтые зубы, особи, которых антропологи никогда не видели и не представляли: особи, которые не были ни человекообразными, ни обезьяноподобными, они не принадлежали ни к одной форме жизни и никогда не были классифицированы.
Все темные пятна земной эволюции были представлены в этом саду для воспитания марсиан. Винтерсу, землянину, становилось плохо при одной мысли, что он в конце концов происходит от этих кошмарных тел. Какое уважение могли питать марсиане к подобной расе, столь близкой еще к своему началу?
Гонг бросил последний замирающий призыв. Волна согнутых мохнатых плеч, скошенных лбов увлекла Винтерса и Джил на центральную площадку. Там сильно пахло мускусом. Та же вонь, что исходит из павильона рептилий в зоопарке. Винтерс увидел, что озеро взбаламучено существами, жившими там: они торопились выйти и ответить на зов гонга.
Дойти до общего предела и дальше, дальше - до млекопитающих, до жабер и чешуи, до яйца, снесенного в горячую грязь, до самого последнего эшелона, последней ступени, свистящей, извивающейся, отталкивающей.
Джил задыхалась. "Шанга! Шанга!" - кричала она, глядя в небо, а Винтерс чувствовал, что его мозг затуманивается. Что-то холодное и влажное проскользнуло между его ног. Он покачнулся и его вырвало.
Он обхватил руками Джил и пытался преградить ей дорогу в толпе, но надежды на успех у него не было. Он был в ловушке.
Он поднял глаза и увидел над своей головой призмы, установленные на длинных шестах. Они начали сверкать пламенем, которое он помнил.
Теперь он дошел до конца. Конец его поискам Джил Леланд, конец всему. Нервный нежный и смертоносный луч коснулся его кожи. Он почувствовал пробуждавшийся в нем голод, жестокое желание, трепет зверя, который находился под его кожей, так близко к поверхности. Он подумал об озере; приятно ли жить в этой влажности, дышать жабрами, которые были когда-то в его собственном теле, когда он был еще эмбрионом в теле матери.
" Потому что именно этим я и должен стать", - подумал он. - "В озере. Я и Джил. А потом? Амебой, а потом…"
Он видел ложу, откуда короли Валкиса наблюдали за боями гладиаторов. |